– Не, ну, ты, бл…, послушай, у нас, бл…, при Гитлере чемодан, бл…, две недели стоял на вокзале, бл…, и не одна бл… его не трогала. А теперь, бл…, что коммунизм, бл…, строим, да бл…, а всё прут как подорванные.
Мне, признаться, было не до дискуссий о том, как строят коммунизм в Закарпатье, так как по ходу беседы становилось всё яснее, что все наши хлопоты бесполезны. Выяснив, что с нами девушка, третий мент, поглядев в окно, задумчиво произнес:
– Девушка, одна в горах… – и покрутил головой.
Мы глянули с Юркой тоже – за окном уже стемнело. Нашу просьбу подкинуть на коляске или газике до места происшествия отмели, сославшись на отсутствие транспорта, водителя, бензина и необходимости – да чего с ней будет, с девушкой, а вам прогулки вечерние только на пользу, а то сидите там в своей Москве, будь она неладна. В итоге Юрка, как более ушлый в общении, остался дожимать ментов, а я отправился спасать Надьку.
Начав по приходу расстёгивать палатку, я услышал испуганный писк:
– Кто там?
Забравшись в палатку, увидел Надюшу, вооружённую топором, рассказал ей о наших злоключениях и завалился спать, часа через два заявился злой как чёрт Юрка. Волки позорные отказались заводить дело, старший заявил:
– Вам, бл…, вещи нужны украденные или, бл…, бумаги?
С утра, попив чайку, Юрка объявил, что, поскольку у него осталось денег только на билет до дома, то он собирается отваливать домой, а мы, буде у нас желание, можем продолжить путешествие вдвоём. Рюкзак со своим барахлишком он оставляет мне, чтобы у меня появилась какая-то сменка. Компания разваливалась. Отчасти предложение было даже заманчивым, как-никак, в рюкзаке у него был особо ценный генератор, а уж с генератором-то я мог развернуться, но принять такой дар я не смог себе позволить и мы поддержали его идею досрочного прекращения нашей одиссеи. Появился повод хорошо оттянуться напоследок в Хусте, и поскольку решение было принято, мы в предвкушении скорой встречи с близкими и от этого в отличном настроении двинули в Хуст. Надежда припрятала часть своего барахлишка под палатку, Юрка картинно махнул рукой и, подобно хустовскому менту – поклоннику гитлеровской дисциплины, – заявил:
– Пусть, бл…, подавятся, – оставил всё своё барахлишко на разграбление.
Побродили по городу, полазили по каким-то развалинам, зашли в католический костёл – там шла служба. Присели поглазеть, было интересно посмотреть на незнакомые обряды, верующие регулярно подпевали, мы помалкивали, в какой-то момент все встали, а мы затупили и остались сидеть, стоящий сзади старикан долбанул нам с Юркой костяшками пальцев по башке, мы вскочили, а когда все снова сели, потихоньку смылились.
Под вечер захотелось перекусить, нашли на окраине открытую уютную чистенькую забегаловку, сели, заказали суп, гуляш, обжаренные кабачки и баклажаны, бутылочку красного вина, было всё нам по карману, то есть очень недорого и очень вкусно. Проголодались, лопали, не поднимая головы, и вдруг услышали над головой:
– Мир действительно тесен. Нин ты посмотри на этих жизнерадостных нахалов, третий раз уже их встречаем.
Мы подняли головы и обомлели. Перед нами стоял тот самый мужик с женой из очереди за хлебом в Ужгороде. Глядя на нас, он произнёс:
– Мир тесен, но не настолько же – это знак, нашу встречу надо отметить.
С нашей стороны возражений не было, они присели за наш стол, размер которого позволил бы разместить ещё пару таких компаний, выпили за встречу, разговорились, что да как. Мы рассказали, что мы студенты, отправились в поход, в который из девяти собиравшихся пришли на вокзал только трое, что у нас попёрли вещи. Мужик оказался питерцем, который учился в Москве, знает её и любит. Поржал над нашим рассказом, удивился нашему оптимизму и заявил:
– Ребята, за стол платим мы, да, Нинуль? – супруга горячо поддержала мужа, мы протестовали, но очень негромко и недолго. Засиделись допоздна, они травили свои старые студенческие байки, мы – свои, прощались как родственники перед долгой разлукой.