Алька. Технилище

Через три недели снова за спиной я услышал знакомый голос, требующий разъяснений по конструкции, которая стала потихонечку вырастать на склеенных листах ватмана. Я чувствовал лёгкое недовольство в его голосе, но я к этому привык, поначалу почти у всех начальников, с которыми я начинал что-то делать, было явное недовольство от бесед со мной – проскальзывало явное недоверие: что может напроектировать этот сопляк?

Мы побеседовали, он, опять не глядя на меня и как-то явно не принимая полностью мои разъяснения, но допуская их справедливость, поморщившись, кивнул и, отходя, указывая на стойки, на которых были размещены нижние клинья, обеспечивающие во взаимодействии с клиньями, закреплёнными на верхней плите, горизонтальное перемещение устройств, растягивающих заготовку, сказал:

– Увеличьте сечения, стойки должны быть жёсткими.

Надо сказать, прочность и жёсткость тяжело нагруженных конструкций – это ключевые моменты, определяющие их работоспособность. Увеличение жёсткости элемента за счёт увеличения сечения – путь экстенсивный и, как правило, нереализуемый, конструктор всегда зажат весом устройств, пространством, в которое необходимо вписать создаваемое устройство, и массой сопутствующих факторов. Зачастую конструкции достаточно быть прочной, а недостаточную жёсткость возможно компенсировать различными конструкторскими решениями, причём такое решение я уже придумал и начал объяснять профессору:

– Стойки будут прочными, но мы… – недослушав меня, профессор, впервые повернувшись, сказал, жёстко чеканя каждое слово:

– Стойки должны быть жёсткими.

Попытки как-то объяснить ему мои принципы проектирования элементов устройств профессор пресёк, умудрившись, притом, что он был ниже меня сантиметров на десять, посмотреть на меня сверху вниз:

– Вы мне будете рассказывать про прочность и жёсткость? Стойки должны быть жёсткими.

Я открыл рот, но такое вольтерьянство возмутило профессора до предела, и он полугалопом умчался к начальнику отдела. В силу того, что руководитель наш сидел в углу нашего зала, разговор не получился приватным, профессор кричал:

– Гриша, ты кого мне подсунул?

– Толь, что случилось-то?

– Слушай, этот сопляк вчера институт закончил и мне объясняет, что и как должно выглядеть в моём устройстве.

– Толь, он институт ещё не кончил, на пятом курсе учится, но паренёк толковый, он тебе всё правильно нарисует, будешь доволен.

Услышав, что его установку доверили неучу-пятикурснику, профессор, поперхнувшись, еле просипел:

– Пяти… пятикурсник… Я ж тебя просил, чтобы ты кого-нибудь из лучших дал. Это же серьёзная машина, а ты мне недоучку подсунул.

– Толь, а кого я тебе дам? Колин сейчас зам мой, вдобавок на нём висит сопровождение изготовления линии К1-Д, Добрятов полностью КАМАЗ тащит, а из оставшихся он лучший. Да я тебе говорю, он всё тебе нарисует в лучшем виде.

Разговор прервался, послышались шаги быстро удаляющегося профессора, хлопнула дверь.

Послышался голос Григория Дмитриевича:

– Олег, подойди, – я подошел к столу начальника. – Садись, рассказывай, что там у вас происходит.

Выслушав мой подробный рассказ о моём общении с профессором, Скворцов спросил:

– Ты уверен, всё точно рассчитал?

– Абсолютно.

– Ладно, иди работай, позови ко мне Розена с Миньковым.

На следующий день во время обхода Григорий Дмитриевич подошёл ко мне, постоял, посмотрел на начинающее выползать на ватман устройство, чуть наклонился ко мне и негромко сказал:

– Работай спокойно, не хватало ещё, чтобы нас технологи конструировать учили.

Плечи мои распрямились, грудь надулась колесом, я понял – я попал в ранг Конструкторов. Я работал, но мне не хватало общения с автором технологии, а общение с его аспирантами вводило меня в смятение, их разъяснения мало того что не совпадали с текстом технического задания, но местами просто не совпадали с технологией, такой, какой я её представлял. Стало понятно, что без общения с профессором можно наломать дров, и я, раздобыв у Григория Дмитриевича его рабочий телефон позвонил, но увы. Услышав мой голос, профессор положил трубку. Стало понятно – восток – дело тонкое, надо вычислить, как его брать.

Переговорив с аспирантами, я узнал, что по субботам профессор любит в одиночку посидеть на кафедре поработать, и понял – брать доктора наук надо через печную трубу.

В ближайшую субботу я был на кафедре обработки давлением МАМИ, разузнал, в каком кабинете работает доктор наук, постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, впёрся. Увидев меня, профессор неприязненно сказал:

– Извините, но я не смогу Вас сегодня принять.

Я предполагал, что встреча будет именно такой, поэтому тщательно подготовился.

– Да у меня дел на тридцать секунд, просто уточнить кое-что по техническому заданию.

– Поговорите с моими аспирантами они на кафедре.

– Да я так и собирался, но их нет, а в понедельник эскизный сдавать, Григорий Дмитриевич просил.

Это было враньё, никакой эскизный сдавать не надо было, и Скворцов ни о чём не просил, но в силу небольшого лимита запрашиваемого мною времени я был уверен, что звонить и уточнять он ничего не будет.