Тут Нарц делает то, что от него никто не ожидал, он снижается вплотную до поверхности горы и приказывает Вихрю сбросить ношу. Кажется у Сони дежавю. Отар, весь перепачканный в крови (на этот раз не своей) мешком падает на каменные плиты и уползает прочь.
— Макс, прыгай! — кричит Соня, когда Вихрь приближается к Крепышу на расстоянии вытянутой руки.
Крепыш не выдержит своего хозяина и вообще вряд ли сможет выдержать эту схватку. С простреленным крылом далеко не улетишь. На этот раз Макса не пришлось долго уговаривать, и он что есть силы, прыгает с одного орлиана на другого. Как только он это делает, Крепышу заметено становится легче, он даже делает попытку взмахнуть раненым крылом. Зато вот Вихрь заметно напрягся: три пассажира для одного орлиана многовато.
Морганы продолжают наступать, спускаясь сверху единым фронтом. Чёрно — багряное небо прорезывают десятки арбалетных стрел, пущенных в сторону ребят. Только чудо может помочь им спастись от неминуемой смерти.
— Стреляем! Вместе! — выкрикивает Макс, взяв оружие наизготовку.
Два огненных луча, выпущенных Соней и Максом вдруг переплетаются, видоизменяются, превращаясь в золотистый кокон. Этот волшебный кокон, окутывающий двух орлианов с их всадниками, не может пробить ни одна вражеская стрела.
Что это такое? Как так получилось? Соня не имеет ни малейшего представления, но понимает лишь одно — это их спасение. Воспользовавшись замешательством морганов, зияющей в их строю брешью и надежной защитой в виде золотистого кокона, ребята ныряют в образовавшийся тоннель.
Вихрь летит впереди, грузно взмахивая крыльями. За ним следует Крепыш, едва двигая окровавленным крылом.
Внезапное затишье длится недолго, разъярённые морганы с новой силой, бросаются в погоню. Сзади снова раздается гвалт выкриков, смешанных с рычанием псов. Орлианы несутся подобно пулям, на пределе своих возможностей. Вокруг по — прежнему, ничего не видно, лишь предательский сумрак и срывающаяся с неба морось.
Соня чувствует тяжелое дыхание Макса, жарящее ей затылок, руки друзей, крепко сцепившиеся воедино и собственное биение сердца. Только сейчас она догадалась, откуда взялся волшебный кокон — все благодаря венчанию Венценосного орлиана. Когда они с Максом вдвоем золотой огонь будет защищать их.
Постепенно мрак рассеялся, и все вокруг посветлело. Сквозь грязно — лиловые облака стала проглядываться зелень, ковром стелющаяся под ними. Ещё немного и показалась россыпь крыш домов, отблеск Белой башни и надежные стены Тиберлоу.
Неужели им удалось спастись? Даже в пределах города, оставив за спиной сторожевые будки, Нарц продолжал гнать Вихря, не снижая скорость, словно не веря в чудесное спасение. И даже когда они приземлились на взлётно — посадочном поле и обессиленные сползли с птиц прямо на мокрую траву, Соне продолжало мерещиться, что в их спины летят стрелы.
— Простите меня, — дрожащим голосом прошептала она, глядя на Макса, который осматривал рану Крепыша. — Такого больше не повториться, обещаю.
— Главное, что все живы, — холодно отозвался он. В его голосе просачивался укор, он будто говорил: «Я знал, я же предупреждал тебя».
— Могло случиться непоправимое, — из Сониных глаз брызнули слезы, и она закрыла лицо руками. Сквозь пальцы она видела своего друга, уводившего Крепыша в лечебный блок.
— Ты не могла знать, — вкрадчиво проговорил Нарц.
Соня громко шмыгнула носом.
— Не пытайся оправдать меня, Нарц, не надо. От этого мне только хуже… Из-за меня вы все могли погибнуть. Крепыш, Борх… бедный Борх. Что с ним теперь будет?
— Он выживет. Это же отар, у них шкура почти как у железнокрылых псов.
— Но я видела, как он упал. Он был весь в крови, он скорее всего разбился…
В ее ушах до сих пор стоял шипящий рокот морганов и разрывающийся собачий лай.
— Нарциус! — голос с каждой секундой становился все звонче и настойчивее.
Соня резко дернулась, убрав ладони с лица.
— Нарциус, я требую объяснений! — высокая женская фигура в плаще с длинным шлейфом, волочившимся по грязным лужам, стремительно приближалась.
— Мама? — пролепетал Нарц, приоткрыв рот, — что ты здесь…
— Здесь я буду задавать вопросы. — Перебила она, кинув свирепый взгляд на Соню. — Ты что, летал на орлиане? Ты покидал пределы города?
— Это неважно, — с неким вызовом ответил он, стараясь не смотреть в глаза матери.
— Неважно? — дребезжащим от возмущения голосом процедила госпожа Цетилия Милтон.
Ее рот превратился в узкую полоску, дыхание стало тяжёлым, почти как у Вихря, казалось, ещё немного и ее начнёт трясти.
— Ты… ты летал с ней? — пренебрежительным тоном спросила она, скользнув глазами по Соне, сидевшей на траве.
— Это мое личное дело, — выпалил Нарц, постепенно покрываясь красными пятнами.