Это последнее замечание непроизвольно вырвалось у нее, когда я сгреб ее за плечо и нырнул вместе с нею за стол.
Синг спустил сразу оба курка.
Взвились щепки, перемешанные с осколками черного стекла. Эхо двух первых выстрелов еще металось в тесной караулке, когда Синг выстрелил третий раз и четвертый. После этого я оглох уже начисто и не могу с уверенностью сказать, произвели ли остальные выстрелы вообще какой-либо шум.
Если там валились деревья — я и этого тоже не слышал.
Когда все отгремело, я осторожно выглянул из укрытия. Бастилия еще прижималась к полу, отходя от звукового удара. Разбитая дверь щетинилась осколками дерева, остатки ручки и замка жалко свисали в окружении пулевых дыр. Как раз когда я поднял голову, замок вывалился совсем и упал на пол, и дверь растворилась сама собой, словно сдаваясь.
Ну что? После всех наших рассуждений о «продвинутом» и «отсталом» оружии вы небось уже и не ждали, что от пистолетов Синга будет какой-нибудь толк? Что до меня — я точно не ждал. Так вот, давайте крепко запомним сермяжную правду: первобытное — еще не значит безобидное и бесполезное. Ясен пень, кремневому пистолету далеко до спецназовского автомата, но убить вас способен и тот, и другой. Глядя на разнесенную дверь, я наконец понял, чего ради Синг волок с собой сумку с оружием. И почему дедушка Смедри ему это позволил.
Иногда я думаю, что некоторые близорукие граждане склонны отчасти недооценивать старую добрую технику Тихоземья. Я даже возгордился, увидев, как здорово сработало нечто принадлежавшее моему миру. Замки, сработанные из окуляторского стекла, с трудом поддаются физическому воздействию, но зря ли говорят — против лома нет приема!
— Здорово ты, — сказал я.
Синг скромно пожал плечами и что-то ответил.
— Чего-чего? — Звуковой удар явно подпортил мне слух.
— Я сказал, — громче повторил Синг, — что даже музейные редкости годятся не только на витрине лежать. Вперед!
Он вперевалочку подошел к двери, распахнул ее окончательно и шагнул через порог. Тут поднялась на ноги и Бастилия.
— Точно гроза пронеслась, — сказала она. — Причем прямо у меня в черепушке. В твоем мире действительно принято пользоваться на поле боя подобным оружием?
— Ну… когда приходится, — сказал я.
Она задалась вопросом:
— Но как же вы слышите, что приказывают вам командиры?
— Есть всякие защитные каски, — расплывчато ответил я.
Мне, правда, было не до квалифицированных объяснений. Следом за Сингом я бросился в комнату пыток. Там мы обнаружили стражника, еще не очухавшегося после того, как Блэкберн испытал на нем свою Линзу Палача. Дедушка Смедри по-прежнему лежал на столе, а Квентин сидел привязанный к стулу.
— Алькатрас, мальчик мой! — сказал дедушка Смедри. — Ты припозднился!
Я заулыбался, подбегая к столу. Бастилия уже занималась Квентином — резала веревки, удерживавшие его на стуле.
— Цепи у меня на руках сделаны из Стекла Усиления, мальчик, — сказал дедушка Смедри. — Тебе их не разбить. Вам надо бежать как можно скорее! Темный Окулятор уже почувствовал, как ты пользовался Линзами Поджигателя.
— Знаю, — сказал я. — Я сделал это намеренно. Мы отвлекли его и выманили отсюда, а сами пришли тебя выручать.
— Правда? — восхитился дедушка Смедри. — Вопящие Вильямсы, какая блистательная уловка!
— Захвалишь.
Я приложил к деревянным доскам стола сразу обе ладони, зажмурился — и что было силы вмазал по ним всей мощью Таланта. Хорошо, что никто не додумался «застраховать» пыточный стол вполовину так надежно, как наручники или дверь. Гвозди полетели в разные стороны, доски разошлись, ножки выскочили из гнезд. Дедушка Смедри вскрикнул от неожиданности и свалился в кучу обломков. Синг живенько помог ему встать.
— Мурлычущие Модезитты, — тихо провозгласил дедушка, стряхивая с себя останки стола. С его рук и ног еще свисали цепи, но стол рассыпался, и их уже ничто не держало. — Ну и Талант у тебя, парень! Талантище!
Квентин подошел к нам, потирая запястья. На его физиономии постепенно расцветали синяки, но в остальном он выглядел вполне живым и относительно целым.
— Церкви, — сказал он. — Свинец, мелкие камешки… и утки!
Я нахмурился, не понимая.
— Сегодня он до самого вечера ничего более внятного не произнесет, — сказал дедушка Смедри. — Синг, мальчик мой, не поможешь?
И он указал на свою ногу, в которой, как я тут только заметил, по-прежнему торчал пыточный нож.
— Дедушка! — ахнул я, а Синг нагнулся и очень осторожно вытянул нож.
Никакой крови не потекло.
— Не беспокойся, малыш, — сказал мне дедушка Смедри. — К этой ране я тоже опоздаю.
Я спросил:
— И как долго ты можешь так… уворачиваться?
— Зависит от обстоятельств, — ответил он, принимая у Синга свою рубашку и смокинг. Надел то и другое и аккуратно застегнул пуговки. — Опаздывать к ранам — да, это требует определенных усилий. Я таки слегка притомился, задерживая этот нож и всю боль, которую Блэкберн имел в виду причинить мне своей Линзой Палача. Еще некоторое время я бы продержался, но далее был бы вынужден понемногу пропускать боль.