- А какого-нибудь другого входа нет? – я представила, как мне ежедневно придется спускать по темноте, изо всех сил тянуть за ручку тяжеленой двери в полной тишине и одиночестве, а потом пытаться пролезть сквозь узкий проход, который мне удалось открыть. В щель пробился теплый уютный свет настольной лампы. Едва различимая в темноте директор отошла в сторону, пропуская меня внутрь.
- Пока что нет, мы работаем над этим, - ответила она.
Я вошла. Горел торшер. Темное, передо мной раскинулось подвальное помещение. Оно утопало в густой черноте – лампа освещала письменный стол и совсем небольшой участок места вокруг себя.
- На потолке установлены лампы, которые включаются… - женщина, облокотилась на стену, ощупывая её. Наконец, она нашла выключатель. – Вот здесь, - закончила она и дернула крючок вверх. Загудело электричество. Неровно загорелись лампы тусклым сероватым светом. Я задохнулась.
Стеллажи, заполненные разрозненными бумагами, свитками и книгами, тянулись далеко вглубь помещения. Если честно, я даже не смогла сразу понять, как далеко уходят ровными рядами шкафы.
- Я могу отказаться от этой работы? – спросила я, оборачиваясь к директору. Женщина стала серьезной, и я снова увидела, какие у неё грустные глаза.
- Можете, конечно, но вы нужны нам, - женщина покачала головой. – Мне вас рекомендовали. И скоро приедут еще…
Все её слащавость и псевдоглупость стали мне совершенно понятны – она не представляла, как себя вести со мной. Я усмехнулась про себя, прикидывая на сколько времени эта работа.
- Сколько здесь шкафов?
- Две тысячи восемнадцать.
Я опустила голову, задумавшись о том, что не увижу солнечного света еще несколько лет даже с опытной командой информатиков-аналитиков.
- Сколько у меня времени?
- Самое большее – год.
Наши взгляды встретились. Она серьезно смотрела на меня, ожидая, наверно, что я сейчас сбегу отсюда с криками и больше не вернусь.
- Зачем это?
- Не спрашивайте.
Я улыбнулась.
- Детский лагерь «Дружные жеребята»?
- Вам, наверно, лучше вообще не задавать вопросов по этой теме.
Я кивнула.
- Что со мной будет потом?
Женщина мягко улыбнулась.
- Не бойтесь. Вы поедете домой, в свой маленький городок, будете работать в школь-ной библиотеке и никогда больше не будете отказывать себе в булочках.
- Насколько никогда?
- Двадцать пять лет с окладом в семь раз превышающим ваш сегодняшний.
Это прозвучало почти смешно. Те, кто знает, сколько зарабатывает школьный библиотекарь, посмеялись бы вместе со мной. И что же, они думают, я больше двадцати пяти лет не проживу?
- Я полагаю, из своего городка я никогда не выеду, а вся моя личная переписка будет тщательно проверяться?
- Да.
Что ж, это не так плохо. Я даже смогу позволить себе стать толстой, чтобы потом провести пару операций липосакции. Выглядело немного глупо и сюрреалистично все происходящее. Я знала, почему выбрали именно меня. Непонятно было только кто. Да и просто это было немного бессмысленно. Тут ведь помимо работников с информацией нужны были как минимум химики, чтобы следить за сохранностью бумаг, кто знает, сколько им лет. Непонятно было, как лампы оказались над всей этой территорией и не повредили шкафам, если это такое секретное дело, кто их вешал? И, наконец, дезинфекция! Никто не ручается, что среди листов нет какой-нибудь проказы позапрошлого века. Хотя помимо этого было множество других проблем, например, освещение. Ведь с подобными лампами не работают. К тому же, я до конца не поняла, чего именно они хотят? Для составления архива мне необходимо будет ознакомиться со всеми документами и… о, боже!.. Я с тоской подумала о зеленой траве и тени леса.
- У меня будет официальный контракт?
Женщина кивнула и облегченно вздохнула. Кажется, она до конца не верила, что я соглашусь.
- Я принесу его вам после обеда завтра.
Она аккуратно щелкнула выключателем. Серый тусклый свет погас. Механически я шла за ней по каменным ступеням. Значит, у меня день отдыха, а затем я окажусь в прямом смысле под землей. Интересно, о чем подумают мальчишки и биолог, когда я просто исчезну из лагеря и буду видеться с ними только на приемах пищи. И какой по часам будет теперь мой рабочий день? Мы вышли в светлый просторный вестибюль. Над широкими расходящимися лестницами нависала громоздкая стеклянная люстра. Её бы в бальные залы, а не над детьми в мятых футболках.
43-74-213
Мы устали. Мы говорим с ними. Они расцветают из семян иных. Такие легкокрылые и беззащитные. Они очаровывают тех. Мы смеемся над их плясками и сами танцуем с ними. Но они не те, кого мы ждали. Иногда сны других проясняются, и мы видим прекрасные миры, которые мы могли бы подарить им, если бы они только понимали нас. Мы даем им сигналы, посылаем им знаки, разговариваем с ними. Они не глухи, но не слышат. Их зрение не такое, как наше, они не понимают, что мы хотим им показать.
Но мы верим, что однажды они поймут. И тогда мы станем тем, чем должны быть – единым целым. На западе другие поселения рассказывают, как иные смогли понять их, как они стали помогать им. Мы верим. Мы ждем.
4.