Алхимаг: Черный ворон

— «У меня настоящее тело?» — вслух прочитал тот.

Скомкав листок, алхимаг бросил его на покрывало.

— Настоящее. Но не человеческое, — он помолчал. — Думаю, ты имеешь право знать. Вообще, ученикам не полагается открывать такие знания раньше второй ступени. Но у нас особая ситуация, верно?

Я поспешно кивнул. Ещё какая, мать твою, особая! Ты даже не представляешь, насколько.

— Вот поэтому и нельзя нарушать запреты, — проговорил Николай, вдруг невесело усмехнувшись. — Одно влечёт за собой другое, — он взял меня за руку.

Ладонь алхимага была сухой, твёрдой, жёсткой. Её покрывала сеть тонких белых шрамов — клинописные скрижали, своеобразная летопись бесчисленных сражений и опытов. Мне пришло в голову, что однажды и моё тело будет выглядеть так же. Если, конечно, я постигну местную науку. И сохраню тайну!

— Гомункул выращивается в особом чане из специальной биомассы, — заговорил Николай, внимательно глядя мне в лицо, словно желая считывать реакции на услышанное. — Из материи, созданной при помощи алхимии. Затем создаётся арматориум. Это что-то вроде гибкой металлической сети, которая вводится в получившееся тело. Она неразрывно соединяется с клетками, составляя с ними единое целое. Без этого каркаса, выплавленного из множества элементов, основным из которых является белая ртуть, гомункул не обретёт разум. Когда арматориум введён, необходимо подселить в тело душу, чтобы дать ему жизнь. Этой цели служат души собак или кошек. Каждый алхимаг сам решает, что предпочесть. Я, например, покупаю тех, кто гавкает, — Николай мимолётно улыбнулся одними губами: в его глазах не промелькнуло даже искры веселья. — Соединившись с арматориумом, душа зверя оживляет тело, которое с тех пор может действовать вполне самостоятельно. Однако получившийся гомункул не является человеком, конечно. Скорее, существом, пригодным для выполнения определённых функций. Из этих подобий получаются хорошие слуги, солдаты, рабочие. Всё зависит от настроек арматориума, — Николай замолчал, а спустя несколько секунд вдруг взял моё лицо в ладони и приподнял.

Он наклонился, пристально, даже испытующе заглядывая мне в глаза. Словно чувствовал, что там, в глубине карих радужек, таится что-то незнакомое, чужое. Или алхимаг просто прежде никогда не обращал внимания на выражение глаз своего сына?

Я уже хотел отстраниться, но Николай сам отодвинулся, убрав руки. Я немного расслабился.

— Насколько известно, никто не создавал гомункула с человеческой душой, — сказал алхимаг. — До сего дня. Указ Высокого Совета Наций ясно и однозначно запрещает это. Если бы люди начали поступать, как я этим утром, города наводнились бы гомункулами. А поскольку их тела намного сильнее, выносливей и вообще совершенней настоящих, в конце концов, все захотели бы переселить свои души в гомункулов. Наверное, в этом не было бы ничего плохого, — Николай пожал могучими плечами. — Вот только гомункулы не дают потомства. Человечество вымерло бы. Люди могли бы создавать искусственные тела, но не души. Души появляются, только когда женщина рождает на свет ребёнка. Конечно, можно было бы переселяться в мунков после того, как обзаведёшься наследниками. Но, во-первых, не все могут себе это позволить. А подобное социальное расслоение породило бы недовольство, которое бог знает, к чему привело бы. Во-вторых, человечество боится выпустить джинна из бутылки. Стоит разрешить переселение в мунков, и вскоре начнётся борьба за права, дополнения и исключения. А кончится всё печально — тем, что люди, как вид, станут постепенно вымирать. Кроме тех, кто переселится, конечно. Этих будут убивать наследники, отчаявшиеся получить богатства.

Алхимаг замолк, глядя в стену. Похоже, его обуревали какие-то мысли. Они отвлекли его от разговора.

Я же переваривал услышанное. Итак, мне досталось искусственное, но вполне приличное, даже совершенное тело. Сообщения, которые иногда всплывали перед глазами, очевидно, порождались арматориумом. Он же мог переводить с одного языка на другой. На любой местный язык, судя по всему — стоило лишь выбрать требуемый. Это было круто!

Но имелся побочный эффект, так сказать. Я не мог иметь детей. Не то чтобы хотел этого или даже просто задумывался об этом прежде. Но я понимал, что однажды вырасту и, наверное, женюсь. А люди в браке заводят детей. Конечно, иногда им приходится брать приёмных…

Ха! Я ведь и сам был ещё утром детдомовцем! Вспомнились остальные, с кем меня связывали пусть не лучшие, но всё же дни, месяцы и годы. Что с ними стало? Наверняка погибли. Перед смертью я успел понять, что произошёл невероятной силы взрыв. Скорее всего, огонь добрался до газопровода. Я подумал об Аделине Сергеевне. Адель. У неё-то была жизнь за пределами приюта. Мне стало немного жаль воспитательницу. Она не была красоткой, в отличие от Елены Мартыновой, но что-то милое в ней было.