До изгнания у меня были собаки — Ставр и Гавр. Огромные свирепые псы, сторожащие врата в Нижний мир. Интересно, нашли они общий язык с моим преемником, приняли его власть над собой? Сомневаюсь. Больно уж оба были своенравны. Даже мне не сразу удалось приручить их.
Мы поднялись ещё на пару десятков ступеней и остановились перед очередной дверью. Её, как и остальные, покрывали начертанные белой краской символы.
— Готов увидеть место… своего рождения? — серьёзно спросил Николай и, не дожидаясь ответа, отворил. — Прошу! Только ничего не трогать! — добавил он поспешно.
Я переступил порог, оказавшись в полутёмной комнате с одной закруглённой стеной и двумя обычными. В сечении она напоминала отрезанный кусок сыра. Или пиццы.
Раздался щелчок. Это Николай поднял небольшой рубильник, закреплённый на стене. Тотчас помещение залил абсолютно белый ровный свет.
— Сюда! — схватив меня за руку, алхимаг потащил меня между нагромождениями банок, металлических цилиндров, ящиков, коробок и невообразимо сложных, разнообразных и прекрасных, с моей точки зрения, приборов. — Вот! — Николай затормозил только перед огромным, вертикально поставленным стеклянным цилиндром, закрытым сверху и снизу стальными «крышками».
От широкого постамента тянулись провода и шланги, исчезавшие за столами, на которых громоздились склянки и ворохи свитков, возвышались стопки толстых потрепанных фолиантов. Вокруг стекла плавали в воздухе светящиеся формулы и символы. Все они были соединены множеством тонких линий, образуя единую систему. А внутри цилиндра… находилось то, что безраздельно завладело моим вниманием, намертво приковав к себе взгляд.
— Это и есть биомасса, — сказал Николай. — А ёмкость — чан, где она под влиянием реактивов и направленных потоков энергии постепенно превращается в гомункула. Примерно через три дня из того, что ты видишь, получится человеческое тело. Такое же, как твоё. Из него я сделаю пажа, которого ждёт Его Светлость. Этот сгусток клеток я разморозил и положил в чан перед выездом во дворец. Как видишь, он уже подрос. Правда, узнать в нём будущего гомункула пока невозможно. Это потому что человеческое дитя проходит стадии развития эмбриона, а гомункул выстраивается из клеток, словно конструктор — из кубиков. Никому не известно, в каком порядке невидимый архитектор начнёт их соединять. Поэтому порой в этом чане появляется нечто поистине жуткое.
Трудно было представить, что из того, что я видел сейчас, может получиться человек.
— А вот здесь я делаю арматориумы, — взяв меня за руку, Николай подвёл меня к широкому столу, уставленному химической посудой.
В центре помещалась небольшая плавильная печь, сейчас погасшая. Рядом с ней возвышался куб, составленный из множества элементов розового и белого мрамора.
— Смешав все элементы, основным из которых является драгоценная белая ртуть, я заливаю сплав вот сюда, — алхимаг указал на маленькую воронку в верхней части громоздкого прибора. — Металла требуется совсем немного, потому что куб превращает его в очень-очень тонкую, гибкую, но прочную сеть. В некотором смысле, она может считаться даже жидкой, хотя это не совсем верно. Скорее, сплав сохраняет тягучесть и поэтому способен принимать любую форму в теле гомункула и восстанавливать разрывы. Арматориум — это нечто вроде нервной системы, создающей подобие разума. За счёт него гомункулы порой кажутся почти настоящими людьми. Но на самом деле они — просто биоавтоматы.
Я слушал, но доносящийся справа настойчивый лай время от времени заставлял меня поворачивать голову, хотя за стопками книг ничего не было видно.
— Твоё тело отличается от обычного человеческого не только этим, — сказал Николай, отпустив мою руку. — Оно не станет расти, если не вводить в него необходимые химические элементы. Сейчас это не имеет значения, потому что ты и так выглядишь… являешься крупнее, чем положено по возрасту. К счастью, твоей мамы давно не было дома, как бы парадоксально это ни звучало. Но Еремей не слепец. Он заметил разницу, хоть ничего и не сказал. Заметят её и другие, кто знает тебя. Например, Михаил. Не знаю, как ты выкрутишься. Может, пока даже и к лучшему, что у тебя пропал голос, — Николай невесело усмехнулся, давая понять, что шутит.
Он взял со стола прибор, похожий на фантастический пистолет. Ещё он напоминал шприц, который алхимаг вводил мне в живот.