Алхимические хроники (части 1-3)

— Фриолар! Прекрати немедленно. Выбрось эту дурь о поражении и завещании из головы, иначе я с тобой поссорюсь.

— Я уже сказал, что не собираюсь с тобой спорить. Достаточно, Далия. Решение принято.

— Но ты ведешь себя нелогично!!!

— Зато правильно.

— Фриолар, давай обратимся к Высшему Разуму. Представь, что скажет твоя мама, если — верней, когда — узнает о завтрашней дуэли!

Дверь мансарды отворилась. Захлопнулась.

Сидевшие на верхних ступеньках лестницы мэтресса Долли и госпожа Гиранди вопросительно посмотрели на Далию. Далия попробовала держаться спокойно, но губы ее сами собой разъехались, вывернулись, глазки зажмурились, нос шмыгнул, слёзы полились…

— Он… — Далия несколько раз судорожно всхлипнула, потом все-таки не удержалась в рамках имиджа строгой суровой мэтрессы от Алхимии, и заревела. — Он… не соблазняется…

Многоопытная мэтресса Долли предложила свою персону для осуществления плана по соблазнению, но ее кандидатура большинством голосов — вернее, громкостью голоса одной лишь Далии, была отвергнута. Наличие доньи Долорес, возможно, изменило бы исход голосования, но иберрийка сбежала к хозяйке ресторации, и что-то долго обсуждала с ней. Как смогли уловить из трескотни быстрых иберрских фраз желающие подслушать, речь между достойной гномкой и добропорядочной супругой степенного алхимика шла о сравнительных характеристиках горячих и холодных блюд. Это же самое главное: хорошенько подкрепиться перед тем, как ввязаться в драку…

У Далии от нервных переживаний, наоборот, совсем кусок не лез в горло. Утешилась ученейшая мэтресса чтением подобающей случаю литературы. С целью узнать, как следует вести себя с не в меру доблестным рыцарем, Далия обратилась к трудам Фелиции Белль «Мятежные сердца», «Долг и Розы», «Твоя до гроба». И оказывается, вовсе не так глупа эта брабансская романистка. Сцены соблазнения персонажами Фелиции всяко были выполнены лучше, чем самой Далией. Хотя, конечно, перебарщивает сочинительница с фантазиями на тему некромантов…

В расстроенных чувствах и при полном отсутствии планов, как отменить вызывающе, вопиюще (а также, если угодно, рекуще и глаголяще) несвойственное алхимикам действо, мэтресса Далия встретила хмурый осенний рассвет.

* * *

Этажом выше, под самой крышей «Алой розы», Фриолар тоже не спал. Слушал легкое поскрипывание раскачивающегося на ветру щита-вывески, думая, что в Башне мэтра Вига ему не хватало именно этого тихого звука, ненавязчивого символа мирской суеты, стремления к идеалам красоты и важности сиюминутных дел. Подсчитывал, какова вероятность, что его тетушки уже знают о планирующемся безобразии — участии племянника в дуэльном состязании. В дяде Певериле Фриолар был уверен процентов на девяносто, а вот дядя Джиобарди внушал определенное беспокойство — у господина тайного советника иногда возникали совершенно странные идеи насчет того, что есть безопасное поведение для современного молодого человека. Муж тети Нионы… Тут Фриолар нахмурился, припоминая. Ах, как он мог забыть — тетя Ниона пока сохраняет вдовствующее состояние, и на том концерте, помнится, спрашивала мнение Фри-Фри о каком-то мужчине, которого она сама считала вполне перспективным кандидатом на роль очередного супруга. Собственно, вероятность, что тети успеют вмешаться, уменьшалась с каждым часом, а следовательно — успокоил себя Фриолар, — нет никаких поводов волноваться, что они успеют известить маменьку о Фриоларовых очередных экспериментах.

Значит, всё пройдет хорошо…

Фриолар перевернулся на бок, побил подушку, чтобы стало мягче, попытался уснуть.

В голову честного алхимика продолжали лезть непрошенные мысли.

Размышлял Фриолар на тему загадочной двойственности своего характера. С одной стороны — алхимическая трезвость ума, рассудочность, флегматичность, неторопливость и взвешенное отношение к событиям жизни. С другой… совершенно необъяснимая жажда поработать кулаками, особенно когда дело касается восстановления справедливости. Дедушкина наследственность? Или дедушкино воспитание?

Одноименный дед Фриолара, капитан лафризских бомбардиров в отставке, к моменту рождения первого внука окончательно озверел от женского общества. Дряхлая старушка-мать, парочка не менее дряхлых, но весьма живучих тётушек, жена, мать жены, две сестры жены и одна собственная и четверо — о, помилуйте, боги! — четверо дочерей. Надо ли говорить, с каким удовольствием дедушка бросился нянчить и воспитывать внука!