Алхимия

Вламывались
В дом Чужой.
Как в своем, располагались.
Слушали, как за стеной
Разговоры затевались.
О пришельцах разговор,
Набежавших в час вечерний,
Устанавливать террор
От Шумавы До Чиерны.
Если спросят,
Изложи
Ты им логику малины:
Право Сильного Мужчины —
В спину Всаживать
Ножи.
Об пол —
Кринку молока.
Рты заткни махровым кляпом.
Покажи им кулака, Волосатого…
Нахрапом.
Зубы —
В порошок.
Глаза
Завяжи.
И комендантский
Час введи…
Как бы лоза —
Шея девушки славянской
Как забьется-задрожит,
Как застрянут в горле песни…
Так вот и пархатый жид,
Когда выщипают пейсы…
А в газетах раструби
Ты о помощи соседу…
Под знаменами любви
Танки, танки Едут, едут.
По богемскому двору,
По моравскому подворью
Пламя
Бьется
На юру,
Возвещающее горе.
Прочеши тропинки все
От заставы До заставы,
Чтоб отныне жили все
По фашистскому уставу.
В кулаки воткни флажки,
Прикажи, чтобы смеялись,
Чтоб косыночки —
Легки —
По ветрочку развевались.
Не смеялись.
Плакал Брно.
И рыдала Прага…
Словом,
Гости прибыли со взломом
И с петлею заодно.

22 августа 1968 года.

Больше того: на институтском вечере в честь Седьмого ноября я по просьбе коллег прочитать что-нибудь из новенького прочитал это стихотворение. Товарищеский ужин со спиртным был в самом разгаре. Все, обомлев, а некоторые и остолбенев, проглотили по аршину, а заместитель директора С. Р. Микулинский (директором тогда был Б. М.) заглотил свой аршин совсем глубоко, не зная, что и делать. Пугливый С. Р. покрылся испариной и пошел пятнами. Сомнений насчет ночных гостей — кто они такие, зачем пришли и откуда — не оставалось. Воцарилась тишина. Насколько помнится — гробовая… (Кажется, один заплутавший аплодисмент все же раздался.) Хотелось со страху исчезнуть.

Но… встал Б. М. и сказал, катастрофически снизив пафос моего отчаянного героизма: «А стихотворение-то злободневное. Как раз сейчас исполняется ровно тридцать лет гитлеровской оккупации Чехословакии. Сильное стихотворение. Давайте поаплодируем Вадиму Львовичу. Вот ведь они какие — немецко-фашистские захватчики». (Шквал аплодисментов.) (Замечу: двадцать лет спустя стихотворение «Ночные гости» было напечатано в моей книге стихотворений «Фиолетовый грач», в издательстве «Советский писатель».)

Празднование продолжилось. Б. М. мастер выпить был отменный. Обойдя все столы (а их было десять — по числу подразделений института) и выпив за каждым по глотку водки и стакан коньяку за столом для начальства,

Б. М. был доволен выходом из положения, оставаясь до конца вечера ни в одном глазу. (Б. М. имел свойство никогда не пьянеть.) Когда вечер окончился, Б. М. и я вышли из института и пошли от Старопанского переулка до метро «Октябрьская». Прощаясь, он доверительно сказал: «А вы, Вадим Львович, все-таки наивный какой-то…» Я благодарно кивнул…

Прошло еще лет десять-двенадцать. Наивности поубавилось. Но, к счастью, все же не до конца. Конец семидесятых — начало восьмидесятых годов. Тогдашний директор ИИЕТа С. Р. Микулинский (сменивший на этом посту Б. М.) в приступе тоскливой ко мне нелюбви решил меня вышвырнуть из института. (За что, почему и в подробностях — когда-нибудь в другой раз.) Сейчас только кое-что из этой леденящей душу истории.

Как бы то ни было, С. Р. решил меня выгнать.

Как это было тогда заведено, прицепились ко мне за то, что с плановой темой я не уложился в срок: превысил объем, а надо (в моем случае), чтобы точь-в-точь было.

Моим прямым начальником тогда был Илья Семенович Тимофеев — известный специалист по переходу количества в качество и обратно. И вот Б. М. вступает в переписку с Микулинским С. Р. и Тимофеевым И. С. Эта переписка сохранилась для истории в личном архиве Б. М. под номером КЗ 14. Перескажу — близко к тексту — лишь самую суть.