Алхимия единорога

Я подумал о чистоте сердец, а еще — о законе желания, о том, что сексуальное влечение переходит в любовь благодаря человеческому разуму, всегда стремящемуся сделать существование как можно более прекрасным, идеальным, духовным и чистым. И я обрадовался, что я — мужчина, и ощутил то, что чувствовала Карлотта, и обрадовался, что я — женщина, ведь все мы — на пятьдесят процентов женщины. Именно женщина создает нас, вынашивает нас, формирует нас, дарит нам жизнь. Мы любим женщину той же любовью, что и мать, что и бога, отправившего нас в путь.

Откуда берется эта страсть к слиянию с особями другого пола?

Я не желал огорчать моих любимых. Я понимал, что тайна и осмотрительность — важнее всего, но в то же время не хотел, чтобы меня преследовало чувство вины, которую пробуждают в нас другие люди. Виолета и Джейн не желали ни о чем знать. Они изгнали из своего сознания ревность. Но что, если бы мне довелось пережить подобное? Если бы Виолета или Джейн мне изменили, как бы отреагировал я?

Эта мысль лишила меня покоя, я сильно нервничал.

Держась за руки, мы с Карлоттой дошли до Пьяцца-дель-Пополо. У ее подъезда — она жила над кондитерской, в которой работала, — мы снова поцеловались, молча, не произнеся ни слова, точно догадываясь, что это может оказаться нашим последним поцелуем. Я лишь сегодня познакомился с этой женщиной, но готов был за нее умереть. Сейчас мы не замечали ничего вокруг. Я чувствовал себя одновременно и героем, и дурачком. Настоящий мужчина сбежал бы с такой женщиной, отказался бы от всего, от своих грез о вечной жизни.

Мы поцеловались с нежностью, которую будит в душах только расставание. Карлотта покидала меня. Я все еще держал ее за руку, но она уже ускользала, я ее терял. Она вдруг шагнула ко мне, я снова ее обнял и поцеловал, и тогда она расплакалась. Из блестящих черных глаз пролилась драгоценная влага, прозрачная и соленая, оросившая ее губы.

— Прости, любимый. Мы еще увидимся?

В этом вопросе уже читался ответ.

Карлотта, не оборачиваясь, уверенно взбежала вверх по лестнице. Я понял, что это конец, но не хотел мириться со случившимся. Быть может, мы встретимся в новой жизни, в новых реинкарнациях? Наше бытие так краткосрочно, так эфемерно!

Мое горло горько сжалось. Я чувствовал себя бессильным, жалким, непроходимым тупицей.

Наугад я побрел по улицам; уже перевалило за полночь. Над Фермо царило долгое гулкое молчание. На узких улочках не было ни души. Исчез шум машин, исчезло все. Мне показалось, что я остался один в Фермо, один в Италии, один во всем мире. И вновь мне вспомнились образы, посетившие меня во сне: я существовал в иных эпохах, в иных мирах, где жили люди со знакомыми лицами, знакомыми взглядами, но с другой историей. Память об этих людях жила в некоей крохотной клеточке мозга, в малой, как атом, частичке сердца. Вот почему, встречая тех, к кому я испытывал влечение или симпатию, я всегда думал, что уже знавал их в прошлой жизни, в другом своем существовании.

Быть может, мы — создания бога, у которого есть фабрика по производству микрочипов и который вживляет эти чипы в людей, наделяя человека временным бытием? А когда люди умирают, бог пускает чипы в производство по новой. Но даже в стертой памяти остаются кое-какие записи. Можно предположить, что эта информация пребывает в свернутом состоянии, а когда человек обретает новую жизнь, в нем сохраняются бессвязные воспоминания о взглядах, движениях сердца, о глазах, которые не перепутаешь с другими. Бог сотворил человеческие существа в новых виртуальных реальностях.

Ах, Прометей, укравший у Зевса небесный огонь, чтобы подарить людям! Я же мечтал похитить дар жизни и смерти. Уничтожить понятие о бренности бытия, вычеркнуть его из своего мира.

Я чувствовал себя усталым и опустошенным. Мне стало холодно. Карлотта была уже далеко. С тех пор как мы расстались у ее подъезда, прошло два часа, и я чувствовал, как меня тянет к Виолете и Джейн.

Я вернулся домой, заскочил на кухню и наскоро перекусил. Потом пошел в ванную почистить зубы и взглянул на себя в зеркало. Все те же «гусиные лапки» в уголках глаз, морщинки на лбу, большие зеленые глаза, длинные ресницы, взгляд мечтателя, вглядывающегося в зеркало в попытке рассмотреть настоящее, прошлое, будущее. Я смотрел на себя, но не узнавал. Мои глаза и губы по-прежнему были молодыми. Я сделал глубокий, очень глубокий выдох, и мое отражение затрепетало, подернувшись паром.

Я задавал себе вопросы, на которые не находил ответа. Я сомневался в собственной реальности. Настоящий я или только сон, кошмар? Быть может, я сам себя выдумал? Возможно, я — плод собственного воображения? Единственным ответом было отражение в зеркале. А кто даст ответы на эти вопросы за меня? Никто.

Молчание. Лицо незнакомца. Я чувствовал себя чужим, неузнаваемым, чуждым собственному телу. Я видел лишь знакомое лицо, и только.