— В прошлом году приезжал господин из Эдинбурга, в позапрошлом — из Барселоны, еще раньше — из Лиона. Мне очень понравился миланец с бразильскими корнями.
— Что, алхимики приезжают сюда каждый год?
— Да, каждый год появляется один новый. Полагаю, и вы приехали сюда за тем же, за чем они. Эти люди проводят взаперти больше двух месяцев, ни разу не глотнув свежего воздуха. Мне-то кажется, что работу можно чередовать с удовольствиями, с прогулкой, выпивкой, с чем-то более человеческим — я хотел сказать, с более земным… Надеюсь, сеньор Пино, вы поступите так же, как остальные.
— А что делали остальные?
— Ничего особенного, просто угощали меня этой жидкостью, эликсиром.
— Не волнуйтесь, я поступлю так же.
Этот человек слегка напоминал Канчеса, но был моложе, любезней и симпатичней.
Лаборатория оказалась просторной, в ней нашелся весь необходимый инструментарий. Рядом с лабораторией, на втором этаже, находилась комната с большой кроватью, а еще — кладовка и ванная. Кухня и столовая располагались внизу. Дом был мне знаком, я бывал здесь в качестве туриста, но жить в нем оказалось совсем другим делом.
Потянулись счастливые дни. На ночь мой помощник раскидывал на улице льняные полотнища, а перед рассветом выжимал их, чтобы добыть росу, с которой и начинался весь процесс. С помощью формул и прозрачных комментариев Фламеля все выглядело очень просто.
Я очистился, совершенно очистился. Дух мой освободился от грязи.
Рикардо искал меня, но безуспешно — ему сказали, что здесь нет никакого Рамона Пино. Даже Адриао, даже сам Канчес потеряли надежду меня найти, хотя перевернули Синтру вверх дном.
— Этот седовласый господин просто рвал и метал. Говорил, вы его надули с какой-то книгой.
— Меня здесь не было и вы, понятное дело, меня не знаете.
XL
В мае я добыл философский порошок. В начале июня — универсальное снадобье.
Теперь я стал философом. Я был счастлив.
Время от времени меня навещала Инес. Она объяснила, что не имеет никакого отношения к неприятности с книгой и что все время хранила мою тайну. Мы целовались, занимались любовью и говорили про ее работу. Однажды Инес спросила:
— Кто такая Эльвира?
— Не знаю, — ответил я.
— Ты выкрикивал во сне ее имя.
В другой раз она спросила о Виолете и Джейн.
— Мои подруги. Джейн погибла в авиакатастрофе. Виолета — особенное существо.
Я не вдавался в подробности.
Непрестанно думая о Виолете, я знал, что связь с Инес ничуть ее не обеспокоит — так бывало всегда.
Я мечтал обосноваться вместе с Виолетой в Кордове. Мы бы устроили там филиал Музея изумрудной скрижали, а главным сокровищем этого храма искусств и алхимических наук стала бы моя копия «Книги еврея Авраама». Наверное, к Виолете уже вернулся здравый смысл. А Джейн, конечно, не погибла — ее «смерть» была очередной уловкой Николаса с целью обмануть израильтян. Да, именно так. Только Виолета про это не знает, но я ей напишу.
XLI
Сейчас июнь, и мое Великое делание завершено. Мне исполняется сорок один год. Я наконец-то бессмертен. Об этом никто не знает — кроме Виолеты, естественно, Николаса, который обещал ко мне приехать, а еще Жеана и моих друзей Фернандо и Клаудии.
Сегодня я встречался с Големом — Раймундо Веласко, моим приятелем-художником. Он собирается написать мой портрет, потому что сейчас я очень молодо выгляжу и он хочет запечатлеть меня именно таким. Веласко говорит, что у него больше не болит голова, а его психиатр рассказал, что голландцы проводят поразительные опыты по духовному перемещению пациентов.
— В будущем всех безумцев, всех приговоренных убийц, всех неудачников начнут перемещать в виртуальные реальности. С помощью микрочипа, который будет введен в вену и проникнет в мозг, не причинив человеку вреда, пациент станет президентом республики, светилом медицины, модным писателем или знаменитым спортсменом. Так он и будет жить, долго и счастливо, изолированный от общества. Находясь на больничной койке, он самореализуется как личность, проживет новую жизнь — без решеток, без тюремных стен.
— Брехня все это, Раи. Не верь.
— Ну а мне бы хотелось выбраться отсюда. — Художник показал на свое скрюченное, уродливое тело. — Думаешь, приятно оставаться пленником искривленного позвоночника и межпозвоночной грыжи, из-за которой я раз в два дня не могу встать с постели? Я хочу либо победить эту боль, либо умереть.
— Постой, постой, Раи, не надо волноваться. На, выпей, это придаст тебе сил.
— Что за зелье? От него не будет проблем с желудком?
— Не будет, дружище. Доверься мне.
Раймундо осушил склянку одним махом. Прикрыл глаза и произнес:
— Мать твою, парень, да ведь это чистый огонь. Ну и дела, уже побежал по жилам! Это синтетика? Где ты раздобыл такой наркотик? Мать, мать, мать, приятель, до чего хорошо!
Голем принялся выгибаться и прыгать от радости.
— Ну ты даешь, чудила! Кто тебе спроворил такую штучку?
— Не спрашивай, просто лови кайф.
Не выдержав, я рассмеялся.
Раи в безумном упоении выскочил из таверны, а я продолжал потягивать вино в «Эль Писто». Потом вытащил из папки лист бумаги и принялся набрасывать проект своего Музея изумрудной скрижали.