Алхимия убийства

После моей неудачи в Лондоне и понесенных расходов он едва ли захочет слушать меня. Я это знала. Переубедить его можно было бы, только предъявив достоверные факты. Пока же, кроме интуитивных догадок, мне козырять нечем.

— Нелли, я не устану повторять, что ты хороший репортер. — Пулитцер постучал карандашом по столу. — Но в последний раз у тебя ничего не вышло. Нужно ли тебе напоминать, что Париж находится в иностранном государстве, а ты даже не знаешь французского языка.

— Я неплохо говорю по-французски. [17]

— Это слишком опасно.

— Есть французская поговорка: «Qui craint le danger ne doit pas aller en mer», — сказала я, решив прихвастнуть. — «Кто боится опасности, не должен выходить в море».

— Мне нет дела до того, что говорят французы.

— А как насчет барда с берегов Эйвона: «Я выхожу опасности навстречу, чтоб не подвергнуться ей как-нибудь, когда я буду меньше подготовлен». [18]

— Во-первых, Шекспир не продает газеты. Во-вторых, вся идея сумасбродная. Нет никаких сообщений о парижском маньяке.

— Полиция держит это в секрете. Если разнесется весть, что Потрошитель там убивает женщин, выставка будет обречена на провал, а экономика Франции окажется в глубоком кризисе.

— Нонсенс.

— Что бы там ни было, я должна ехать.

— Разговор окончен. — Он показал мне на дверь.

Чтобы смягчить его гнев, прежде чем сесть на пароход в Нью-Йорке, я отослала ему коробку его любимых кубинских сигар с хвастливой запиской, что скоро не только вернусь, но и привезу репортаж еще лучше, чем мой разоблачительный материал о сумасшедшем доме.

Что касается мамы, то я сказала ей, что еду в Париж освещать Всемирную выставку. Было бы жестоко заставлять ее снова переживать за меня и настолько же эгоистично, насколько это звучит: мне нужна была ясная голова, свободная от тревожных мыслей о ее здоровье, потому что она беспокоится обо мне.

Я снова пересекала океан, чтобы охотиться за сумасшедшим, который с готовностью берет в руки нож и кромсает самую сущность женщины. Только на этот раз я должна избегать полиции и остерегаться невидимого убийцы из канализации.

* * *

В первое время казалось, что эпидемия протекает вяло.

Доктор Бруардель, которому власти поручили проверить ситуацию, доложил, что симптоматика несущественная и что никакого особого лечения не требуется — достаточно провести несколько дней дома в тепле.

Газеты благодушно сообщили об этом, дав повод для постоянных шуток. «Ну как, вы уже заразились?» — «Нет еще». — «Ничего, заразитесь, мы ведь все должны заразиться».

В кабаре распевали: «Дружно все болеем инфлю-эн-цей!»

Но вскоре начали понимать, что дело нешуточное. Смертность тревожно росла, и люди запаниковали. Бесполезно было печатать в газетах успокаивающие заявления — публикуемые ими некрологи уличали их во лжи. Нарушилось функционирование государственных ведомств, закрылись театры, празднества отменили, судебные заседания отложили. В атмосфере всеобщего страха и депрессии закончился 1889 год. И наступившая зима не прибавила надежд на изменения к лучшему.

Жюль Берто, Париж

9

Томас Рот, Париж, 25 октября 1889 года

— Мы едем искать убийцу.

Такое замечание было настолько неожиданно услышать из уст доктора Пастера, что Рот даже перестал слегка раскачиваться взад-вперед в такт движению кареты. Мрачным субботним вечером, в начале двенадцатого, они трое — Луи Пастер, рабочий канализационных систем по имени Мишель и Томас Рот, ассистент Пастера — направлялись к темноводной реке под городскими бульварами.

Мишель, которому предстояло быть гидом в этом странном мире под городскими улицами, с подозрением посмотрел на великого ученого, сидящего напротив него. Пастер, занятый своими мыслями, не обратил внимания на беспокойство рабочего:

— Убийцу, скрывающегося в темных местах, коварного и безжалостного.

Пастер обращался не к своим попутчикам, а к ночи за окном кареты.

За четыре часа до этого министр внутренних дел, человек, отвечающий за безопасность нации, лично прибыл в институт умолять доктора Пастера оставить спокойный уют лаборатории и произвести тайный осмотр канализационной системы.