Алхимия убийства

Когда наступает моя очередь, у меня измеряют голову, ступни, два пальца, размах рук, предплечья и торс. При наличии четырнадцати различных измерений вероятность их совпадения с каким-нибудь другим человеком составляет один к почти тремстам миллионам. Это гораздо более совершенная система опознания, чем выстраивание преступников перед полицейскими, чтобы они узнали в них прежних нарушителей закона.

Еще одна новая система опознания, которой отдают предпочтение в Скотленд-Ярде, основана на том, что у людей нет одинаковых отпечатков пальцев. В 1880 году Генри Фолдс, медик из Шотландии, высказал мысль об использовании отпечатков пальцев для опознания. Фолдс случайно стал первым, кто изобличил преступника на основе этого метода. Работая в Токио, он опознал вора по отпечаткам пальцев, оставленным им на чашке. Просто невероятно. Во всей Европе пользуются системой антропометрии.

Пока меня измеряют портняжным сантиметром, я пытаюсь оценить создавшееся положение. Сердце Пулитцера бьется в том же ритме, в каком растет тираж его газеты. Оно остановится, когда тираж упадет из-за того, что его репортершу начнут ругать и высмеивать другие газеты. Особенно они будут потешаться по поводу «милорда» и его обожженного «Длинного Тома». Этот фиктивный арест не только подорвет мою карьеру, но и вызовет дикий хохот у тех представителей газетных кругов, кто спит и видит, чтобы женщина-репортер потерпела фиаско. Мне нужно выкручиваться из этой катавасии.

Первое, что меня беспокоит, — это как общаться с главным инспектором Мораном. Может быть, разоружить его своим знанием Сюрте. Его создание — история романтическая, связанная с известным вором, императором Наполеоном и первым детективным агентством. Это произошло в начале XIX века, когда было украдено ожерелье императрицы Жозефины, подаренное Наполеоном.

В то время вор Франсуа Эжен Видок отбывал срок в тюрьме. Он убедил полицию, что быстрее всего поймать вора может вор, и обязался найти ожерелье, если его простят и отпустят на свободу. Он сумел разыскать ожерелье и вернул его, за что ему разрешили создать новое полицейское агентство police de s^uret'e — «полицию безопасности». Он организовал сеть шпионов и доносчиков, которые проникли в криминальную среду, и привлек к работе в полиции женщин, в том числе известную Виолетту, высокооплачиваемую проститутку.

Яркий образ Видока был увековечен: он послужил прототипом безжалостного полицейского, инспектора Жавера в романе Виктора Гюго «Отверженные», криминального гения Вотрена в «Человеческой комедии» Бальзака и Огюста Дюпена в первом детективном рассказе Эдгара Аллана По «Убийство на улице Морг». После того как ушел из Сюрте, Видок открыл первое в мире частное детективное агентство.

— Имя?

Подошла моя очередь отвечать на вопросы дежурного полицейского.

— Нелли Блай.

Полицейский быстро просматривает список, не поднимая на меня глаз.

— Я не нахожу вашего имени. В чем вы обвиняетесь?

Он смотрит на меня с безучастным видом, словно в тысячный раз сегодня задает этот вопрос.

— В проституции без регистрации, но…

— Да-да, я знаю, вы невиновны, как и все прочие. Совершали ли еще какие-нибудь правонарушения?

— Конечно, нет.

— Тогда мы можем отпустить вас под залог. У вас есть пять франков?

— Пя… пять франков? Да, есть. — Я быстро оглянулась, боясь, что в любой момент может войти детектив Люссак.

Полицейский что-то пишет на клочке бумаги.

— Вот вам квитанция. Укажите свой адрес и распишитесь здесь. Если не явитесь в суд в течение трех дней, то будете арестованы за создание препятствий в работе полиции. Следующая.

С невозмутимым видом, с трудом удерживаясь, чтобы не пуститься наутек, я выхожу из полицейского участка как человек, которому нужно в туалет. Голова у меня идет кругом. Когда я оказываюсь на улице, подкатывает фиакр, и из него выходит мужчина средних лет с выправкой армейского офицера, в цилиндре, во фраке, с белым галстуком и тростью с набалдашником из слоновой кости. Он смотрит на мой наряд уличной девки, а я пулей пролетаю мимо и вскакиваю в фиакр, из которого он только что вышел.

— Пардон, — бормочу я, опустив голову.

— Мадемуазель. — Он кончиками пальцев касается полей цилиндра и поднимается по ступенькам.

В тот момент, когда мой фиакр уже готов двинуться, подъезжает еще один, и я слышу возбужденную английскую речь. Я высовываюсь из окна, чтобы посмотреть и — какая оплошность! — встречаюсь глазами с милордом — с тем обожженным «Длинным Томом». Я втягиваю голову назад в фиакр.

— «Гранд-отель», — говорю я извозчику. — И быстрее, пожалуйста, у меня… у меня болен ребенок. Заплачу вдвойне.

Он подозрительно смотрит на меня, но экипаж трогает с места. Как и кучер приличного кеба, мой сидит сзади двухколесной коляски, держа вожжи над крышей. В ней устроен люк, чтобы возница мог разговаривать с пассажирами. Люк над моей головой не закрыт, и кучер смотрит вниз на меня, словно я собираюсь украсть сиденье.

Я поднимаю голову и улыбаюсь ему:

— Представляете, я оделась для маскарада проституткой, а меня по ошибке арестовали.