Алхимия вечности

— Это Викторианский антиквариат[4], — заметила продавщица. Я тихо поблагодарила другого клиента, который перевёл её внимание на себя, удерживая от дальнейших комментариев. Ведь кольцо — много больше, чем простая викторианская безделушка. Под кроваво-красным камнем скрыт тайный отсек для яда. Места только для крошечной щепотки порошка или одной таблетки. Этого вполне достаточно.

Себастьян, молчавший до этого, пробегает по мне обеспокоенным взглядом.

— Ты в порядке? Выглядишь усталой.

Я чувствую, как напрягается Кир рядом со мной.

— Она в порядке, — говорит он холодно. — Правда?

Я могу почувствовать жар ярости под его кожей. Он ненавидит, когда кто-то ещё знает о моём самочувствии: будто он единственный, кто может это замечать.

Я слабо улыбаюсь.

— Я просто... взволнована.

Кир тяжело вздыхает и встаёт, солнце освещает его платиновые волосы, словно нимб.

— Думаю, я сделаю всё в течение дня. Что ж, продолжим позже. Себастьян, я хочу, чтобы ты поработал над приглашением ди-джеем Лайнап.

Себастьян на долю секунды показывает свою такую редкую улыбку, пока бриллиантовые зубы не исчезают под коричневыми губами. Музыка — это одна из немногих вещей, о которых он заботится. Музыка и Шарлотта. Когда я уйду, надеюсь, что он успокоит и защитит её. Потому что Кир будет подозревать её в причастности к моему исчезновению…ну, он же убил не так много…

Глава 2

— Думаю, я хочу кофе. Или, может, фисташки. Или... ну, не знаю, зелёный чай.

Шарлотта скручивает свои локоны в свободный пучок на макушке.

— Ты можешь взять всё. Неплохой бонус завтрашней перемен тел — не обязательно есть здоровую пищу.

— Ты права, — отвечаю я. — Я в любом случае должна взять горячую сливочную помадку.

Ночь перед моей вечеринкой лунная и ясная, достаточно тёплая, чтобы одеть жакет. Я хватаю Шарлотту за руку и тащу её, несмотря на ломоту в мышцах, к «Майклу» — в моё любимое кафе-мороженое во всём Сан-Франциско... возможно и во всём мире.

Хотя мороженого не было в моем детстве, мы с мамой для вкуса добавляли в сливки фрукты и травы из нашего сада. Мы так делали во время отъезда отца: поздно вставали и поедали его на кухне прямо в ночных рубашках. Век спустя, перетерпев мои рыдания из-за потери матери, Кир накормил меня моим первым настоящим мороженым и ухмылялся, видя торжество в моих глазах.

— Почему люди так сильно жаждут прошлое, когда будущее готовит им лучшие вещи? — спросил он.

— Я всё ещё не могу поверить, что Кир готовит вечеринку перед твоим изменением, — говорит Шарлотта, когда мы сворачиваем за угол на пути к «Майклу». Я напрягаю зрение, чтобы увидеть ежедневное спецпредложение, выведенное неоновыми буквами на окне, — лесной орех, малиновый рожок и мятное джелато[5].

— Да, он должен учиться жить без меня, — легко отвечаю я. «Начиная с завтрашнего дня», — добавляю я тихо.

Он не хотел, чтобы я уходила сегодня вечером.

— Вечеринка всё ещё готовится, Сера, — сказал он, но уступил после моих долгих уговоров. Он никогда не мог сопротивляться тому, как я надуваю губы. Ребячество, да, знаю, но это достигло своей цели, и мне нужна эта девчачья ночь с моей лучшей подругой.

Мы проходим через двери «Майкла», и холодный сладкий запах окутывает меня. «Майкл» выглядит так, будто нечто из торнадо на Диком Западе грохнулось прямо в центре Сан-Франциско. Крашеные деревянные цыплята, коровы и зёрна выравнивают стену, ряд ржавых оловянных вёдер свисает с потолка. Мы — единственные люди в магазине, кроме девочки за прилавком с волосами цвета Синего Лунного щербета[6] и двумя пирсингами, клыками, торчащими из её нижней губы. Она отрывается от шёпота в трубку телефона и, продав нам рожки, снова возвращается к сплетням.

Мы с Шарлоттой сидим за нашим обычным столиком: два табурета стоят напротив окна, открывая прекрасный вид на уличных прохожих.

— Джеральд, 1913, — говорит она без предисловий, указывая на человека сорока с небольшим с выдающимся подбородком и волосами в ушах. Это наша вечная игра. Пусть мы знаем, что единственные Воплощённые в мире, это не мешает задаваться вопросом, нашёл ли кто-нибудь иной путь к бессмертию? Например, философский камень[7], позволяющий им оставаться в своих собственных телах. Мы наблюдаем за людьми на улице и по телевизору, решая, кем из нашего прошлого они могли бы быть.

— Нет, у Джеральда волосы в носу, а не в ушах.

— О, верно, — фыркает Шарлотта, откусывая своё мороженое со вкусом мокко.

Конечно же, в вечер пятницы мы видим непрекращающийся поток подростков, мчащихся на свидания, но больше никто не выглядит знакомо. Все эти тела новые.

Несколько минут спустя я решаюсь задать вопрос, преследующий меня с тех пор, как я решила умереть.

— Ты веришь в истинное перевоплощение?

Шарлотта смотрит на меня своими карими глазами.

— Ты о чём?

— Как ты думаешь, что происходит с душами людей, когда они умирают? Они просто испаряются или переходят в новые тела без воспоминаний о прошлых жизнях? И что с нашими душами? Мы с этим так долго, как двигаться дальше?

Шарлотта кусает свой рожок и глубокомысленно хрустит.