Алхимия вечности

— Ну, ты знаешь, что говорит Кир.

О, я знаю, что говорит Кир. Он рассказывал мне свою теорию в тысяча шестьсот шестьдесят шестом, когда мы плыли на лодке по Темзе во время Великого Пожара в Лондоне. Мы наблюдали за этим пожаром, и я призналась ему, что иногда думаю о смерти, — так я смогу быть с родителями на небесах. Вспышка гнева была мощной и внезапной. Огонь мерцал красным в его глазах, и впервые в жизни я действительно его боялась.

— Душа — лишь концентрация энергии, скрепляемая желанием или, в нашем случае, годами практики, — отчаянно сказал он. — Наши Воплощённые души отличаются от человеческих. Они сильнее.

— Но... — начала я.

Он крепко схватил мою руку, с силой проткнув ногтями кожу до крови.

— Для людей нет ничего после жизни, но твоя душа сильна, слишком сильна. Если ты умрёшь, Серафина, твоя душа захочет остаться после стольких лет. Ты будешь голодным призраком, затягивающим материальный мир.

Мысль остаться на Земле в бестелесной духовной форме испугала меня, и я прижалась к Киру в поисках защиты, в то время как город, в котором я выросла, распадался на моих глазах.

Но сейчас, когда я действительно сталкиваюсь со своей смертностью, я задаюсь вопросом: откуда он может знать, что будет потом? Он говорил те вещи, чтобы испугать меня, лишь бы не бродить по этому миру в одиночестве?

— Мне всё равно, что там говорит Кир, — отвечаю я, наблюдая за целующейся под уличным фонарём парочкой. — Я хочу знать, что думаешь ты.

В отражении в окне я вижу, как уголки губ Шар опускаются. Мы редко обсуждаем Кира, даже в его отсутствие, и сейчас это её беспокоит. Однако она отвечает:

— Мне кажется, что всё же после что-то есть, — она опускает глаза и шепчет: — Иногда я надеюсь, что Джек всё ещё где-то там.

Я касаюсь её руки.

— Я тоже ищу мою маму.

Мы доедаем наши рожки в тишине под аккомпанемент электрического гула холодильников и болтовни девушки за прилавком, радостно смеющейся в телефон и не понимающей, что сейчас рядом с ней две настоящие убийцы. Внезапно Шарлотта указывает на что-то снаружи.

— Симус из Ирландии, 1878!

Я морщу лоб.

— Что? Та белка?

— Да! Он всегда откладывал еду. И его передние зубы были ненормальной длины, — говорит она вредно.

— Ты ужасна, — упрекаю я сквозь смех.

— Но ты все равно любишь меня, — она снова становится серьёзной. — Сера, я знаю, ты нервничаешь насчёт завтра. Но всё будет хорошо, обещаю.

В горле появляется комок, и я отворачиваюсь от неё из опасения выдать себя.

— Ты делала это миллион раз, — продолжает она. — Кир удостоверится, что твоё новое тело великолепно.

— Но разве ты не думаешь, что это неправильно? — напираю я. — Кто мы такие, чтобы решать, кому жить, а кому умирать?

— Мы такие, какие мы есть, Сера. Мы сделали свой выбор. Мне хотелось бы, чтобы все походили на нас.

Но она не произносит: «Мне хотелось бы, чтобы Джек походил на нас».

Было достаточно трудно заставить Кира сделать Шарлотту Воплощённой. Он никогда не принимал её брата.

— Мм, — всё, что я говорю, не желая спорить с Шарлоттой в нашу последнюю ночь. Не мне её судить.

— Пошли домой. Я настроена посмотреть «Пока ты спал»[8].

— Хм, опять? — стонет Шарлотта.

— Да! Он мой любимый.

Я встаю на шатающиеся ноги и машу на прощание синеволосой девушке. Она настолько поглощена разговором, что даже не замечает, что мы уходим, пока колокольчик на шее коровы на двери не звенит.

— Возвращайтесь поскорее! — она кричит это каждый раз, когда уходит клиент.

Ветер на улице приносит намёк неопределённости, — запах, всегда связанный с невозможностью.

— Ну, хорошо, — смягчается Шарлотта, перешагивая кучу упавших листьев. — Мы можем посмотреть «Пока ты спал». Но тогда как мы сможем посмотреть «Касабланку»[9]?

— Мм, опять? — я дразню её. Она толкает меня локтём, и мы смеёмся. — Ты этого не знаешь, Шар. Возможно, Джек сейчас с нами.

Шарлотта приподнимает красную бровь и задумчиво улыбается.

— Возможно.

Мы идём назад домой. Я опираюсь на Шарлотту и хочу, чтобы эта ночь — и наша дружба — длилась вечно. Но меня устраивает жить одним моментом. Прожив шесть сотен лет, я, наконец, знаю, что лучше. Время не обмануть, никак. Всё — даже я — и однажды даже Шарлотта — должно закончиться.

Глава 3

Моя вечеринка была назначена на следующее утро, потому я просыпаюсь в пустом доме. Я плохо спала и как бы ни ворочалась — удобней не стало. Холодно-серое постельное бельё в идеале сочеталось с моей болезненно-бледной кожей, впрочем, и с выступающими под неправильным углом костями.

Я набрасываю мой белый махровый халат и иду через квартиру. Она построена в дизайне модерн, в нейтральных тонах, и я в совершенстве вписываюсь в интерьер. В кухне я нахожу наполненный кофейник. Рядом — моя кружка, около неё стоит ваза с единственным пурпурным цветком — Утренней красавицей[10]. Самое броское красками пятно во всей квартире. Свёрнутая записка подложена под блестящую серебром чайную ложку, резко схватив её, я читаю мелкий шрифт Шарлотты: