Алхимия желания

И смягчает все это только марш миллионов деревьев. В первой шеренге шли белокожие эвкалипты, обступающие в несколько рядов дорогу с обеих сторон, — с длинными ветками, маленького роста, часто растущие в резервуарах воды, сделанных ими самими. А потом шишамы с изогнутыми телами, но с блестящими, словно жемчужные капли, зелеными листьями. Вокруг ствола — тонкий слой белой краски, говорящий о том, что это собственность штата, а не отдельного человека. А затем, в сердце Индии, окружали кольцом манговые заросли, буйно покрытые цветами. Скоро манго превратится в господина всех фруктов, бледно прорывающегося сквозь широкий покров грязных зеленых листьев, заставляющего народ, сдерживая дыхание, беспокоиться о непогоде и болезни растений.

— В этом году мы будем купаться в манго, — сказала Физз.

Я только застонал.

Затем, когда вы покинете Рампур, проедете грязные пять миль мелких магазинов, попадете в сельскохозяйственный пояс Биласпура и Рудрапура, начнут показываться геометрические линии молодых тополей. Предприимчивые фермеры-иммигранты пробовали освоить новые коммерческие границы ― тополь как новое дерево, приносящее наличные: семь лет — и можно рубить и продавать. По обе стороны от дороги, среди золотисто-зеленых полей пшеницы, молодые деревья стыдливо покрывались нежной листвой. Тополя сажали с двумя целями. Как деревья, обозначающие границу владений, они окаймляли урожай; при этом на них не попадала даже слабая тень. Или в рощах в китайском шахматном порядке: квадратами точно на расстоянии восьми футов друг от друга, ровной линией, с какой бы точки вы на них ни посмотрели. Даже в детстве они были ростом с двух взрослых мужчин, и только хрупкость стволов выдавала их возраст.

По контрасту с ними во время путешествия часто встречались старые фикусовые деревья, которые были несокрушимы в своем размахе и основании. Несколько смоковниц, несколько фикусов и деревья, названия которых мы не смогли определить. Они росли по одиночке и далеко друг от друга: рядом с деревенской школой, напротив местного суда, в середине рыночной площади, во дворе полицейского участка. Физз сказала, крепко сжимая мое бедро:

— Это львы королевства растительного мира. Тополя — олени!

Самого великолепного льва можно было увидеть растянувшимся на последнем повороте перед перекрестком у Рампура. Громадная смоковница в куче грязи посередине стоячего пруда. Понадобилось бы шесть человек, чтобы обхватить ее ствол, и тысяча человек могла бы спать под ее древним покровом, который постоянно расползался благодаря свисающим корням. У ее толстых ног вырос маленький каменный храм. Над ним развевался треугольный флаг шафранового цвета, и желтая глина проникла в ствол дерева. Издалека не было понятно, какой из богов обитает там, но можно было с уверенностью утверждать, что дерево с легкостью могло спрятать всю индийскую троицу. Последними из великих деревьев, прежде чем мы добирались до подножия холмов, были похожие на изваяния семалы, производящие шелковые нитки. Они начинали появляться в огромном количестве у Рудрапура и встречались чаще за пределами города по направлению к тайной плантации, которая вела к Халдвани. Семалы были воинами-зулусами — высокие, с прямыми спинами, толстыми ветками. В тот мартовский день на большинстве из них не было ни листочка, ни цветочка; их многочисленные руки и пальцы решительно цеплялись за голубое небо. Они величественно выстроились вдоль обочины. Всю дорогу до Джеоликоте можно было видеть, как они поднимаются вверх в горы. На участке дороге, где тянулась плантация, Физз положила голову мне на колено, и я стал королем дороги, королем жизни, королем мира. Я теперь был таким же высоким, как семал со стальными венами. Но моя сила была иллюзией, которая растаяла, когда закончились леса и она подняла свою голову; в последующие годы я обнаружил, что то же самое случалось и с семалами. В действительности они были слабы и легко могли попасть в беду.

Я запомнил и другие вещи.

Когда я остановился испражниться после Гаджраула — и мне пришлось долго ждать, чтобы успокоить свою кровь, — Физз показала на волны марихуаны, поднимающейся вдоль дороги. Можно было собрать ее, прилежно тереть на ладони несколько часов и сделать черные пластины жевательного табака мира и нирваны. Или можно было растереть ее и добавить в молоко, чтобы видеть счастливые галлюцинации. Физз сорвала несколько сочных стеблей и положила их на заднее сиденье джипа, чтобы высушить. После этого я нюхал зеленое растение и парил в более высоких королевствах.

Наконец, всю дорогу великолепными всполохами встречались горчичные поля, буйно цветущие и представляющие собой полоски ошеломительного желто-золотого цвета, на которые тяжело было смотреть, куря марихуану.