Наваб в самом деле любил своих собак и каждый день брал одну из них с собой в дом, чтобы спать вместе с ней
В своей книге он написал: «То, что может сделать собака, человек никогда не может».
Это ставило в тупик молодых студентов в течение нескольких поколений.
Женская половина была похожа на дворец собак, отличающийся несметным количеством представительниц прекрасного пола и еще большей роскошью. В первый раз, когда Катерина посетила это место, у нее захватило дух от огромного количества прекрасных женщин, переполнявших дворец, — их было больше сотни. «Ни у одного мужчины, — подумала она, — нет права обладать столькими женщинами». Они столпились вокруг нее, их кожа блестела от благовонного масла, их уши, носы и пальцы сверкали бриллиантами и рубинами, их тела были завернуты в шелка и в парчу. Но их глаза были пусты; даже любопытство к ней было тусклым. Сиед сказал, что это потому, что никакое количество информации о внешнем мире не сможет помочь им изменить их жизни. Атмосфера излишества испортила их души. Некоторых из них приводили к навабу последний раз несколько лет назад. Они должны найти выход для себя и своих тел за блестящими стенами женской половины
У наваба был специально оборудованный трон, достаточно широкий, чтобы вместить его мясистые ягодицы и несколько подушек сзади. Он стоял в большой комнате на широкой платформе, к которой вел пролет из двенадцати широких ступеней. Слева от него был столик с мраморной крышкой для кубков и тарелок. Справа — пять стульев с пишущими ручками для официальных представителей. Наваб сидел на своем троне долгие часы, борясь с запором и принимая просителей, которые толпились на лестнице, сложив руки в мольбе. Дело государства зависело от слабого пищеварения наваба и его ректальных взрывов.
Излишества наваба поражали. У него было четыре роскошных дворца, наполненных французской мебелью, абиссинскими коврами и редкими картинами — пейзажами и портретами, которые когда-то висели в самых прекрасных французских салонах. Ванные были такими большими, как спальни, а спальни как залы, а залы — словно поля для поло. В королевском гараже мурлыкало шесть сделанных на заказ роллс-ройсов, которые Катерина видела, когда они проезжали мимо, но в которых она никогда не сидела. В конюшнях била копытами сотня арабских скакунов.
Сокровищница наваба в основном дворце, которая открылась перед ней однажды, была завалена драгоценностями: золотыми слитками, жемчужными и бриллиантовыми ожерельями и украшениями, золотыми доспехами, кольцами с бриллиантами размером с камень, сундуками серебряных монет. Там хранилась бесценная изумрудная тиара в отполированной и заново укрепленной оправе, которая была увешана бриллиантами и жемчугами. Эта тиара, как говорила королевская семья, была подарена их предкам императором Шахджаханом за помощь в создании Тадж-Махала.
Сиед сказал, что налог на продукцию в Джагдевпуре колеблется между пятьюдесятью и семьюдесятью пятью процентами. Он был введен с профессиональной жестокостью, без сострадания. Для большинства землевладельцев лучшим исходом в любой год было крепко держаться за свои земли, довольствоваться двумя приемами пищи в день и спасать поголовье скота от голода.
Вся земля в Джагдевпуре принадлежала королевской семье.
Крестьяне занимали ее благодаря их щедрости.
Сиед говорил, что иногда его отец, сидя голым в сокровищнице и надев все драгоценности, тиару, доспехи, сережки, ожерелья, звал женщин из гарема, чтобы они ходили мимо него и восхищались. Его фантазия заключалась в том, что это нужно было делать с полной эрекцией, как, он слышал, мог сделать магараджа Патиала. Но наваб был слишком истощен, слишком пресыщен, и все знали, что у него были проблемы с эрекцией в самое лучшее время.
Дюжина аптекарей, алхимиков и знахарей в государстве смешивали и составляли травы и зелье весь день, пытаясь найти секрет мужской силы. Королевское бессилие было делом не первостепенной важности. Ненормальные исследователи сводили друг друга с ума своим варевом. Язвы в их желудках, тошнотворное варево и опухоли лишили их волос, развили частичную слепоту, прочистили их кишки, сгноили их гениталии и даже лишили разума.
Их девиз гласил: «Nawab ka loda banayenge hatoda». «Фаллос наваба будет крепким, словно деревянный молоток».
В то время как наваб был просто никудышным человеком, его младший сын, наследник, брат Сиеда Зафар был разрушителем. Он был тщедушным — поколения браков между родственниками привели к ряду проблем — и склонен к демонстрации мстительной силы. У него была больная левая рука — она бесполезно висела у него сбоку, а правую он всегда использовал для побоев и подзатыльников.
Напуганный поведением Сиеда, наваб ограждал Зафара от слишком большого учения. Его учили преподаватели во дворце, которым наваб приказал не останавливаться особенно подробно на литературе, эстетике и философии. Либеральные искусства могут подорвать основы самодержавия, разбивая корпус гуманизмом и эгалитарными идеями и топя великую идею божественного права на власть.