Алхимик

Объяснение кажется логичным — слишком логичным, чтобы поверить в него. Наверняка есть что-то, чего Сол не знает. И это «что-то» и является определяющим фактором. Фактором, из-за которого капитан Данбрелл не станет торговаться со своим матросом.

К утру Эд забывается тревожным сном. Его будит щелчок замка и скрип петель.

— Просыпайся! — в грубом окрике почти угадывается сочувствие. Сол поднимается на ноги, выходит на палубу. Морпех дает ему деревянную кружку.

— Выпей. Твои приятели притащили.

В кружке грог. Эд старательно процеживает напиток сквозь зубы делая мелкие, скупые глотки. Уловка, подсмотренная у опытных пьяниц — таким способом можно стаканом водки упиться в дрова. Только вот грог не водка — крепость не та.

И все же, в голове начинает приятно шуметь. На шкафуте, вдоль фальшбортов выстроилась вся команда. Красные мундиры морпехов очерчивают место экзекуции — поставленную вертикально Люковую решетку. Мастер-эт-армс стоит рядом с ней — без мундира, с закатанными по локоть рукавами сорочки. В руке у него та самая «девятихвостая кошка». Укрепленные тонким шпагатом концы негромко скребут по палубе, когда рука слегка шевелится.

Данбрелл тоже здесь — в окружении офицеров он стоит на квотердеке, скрестив руки на груди. Когда Сола подводят к решетке он кивает первому лейтенанту.

— Начинайте, мистер Паттерли.

Лейтенант прочищает горло:

— Присутствующий здесь лэндсмен Эд Сол повинен в нарушении двадцать второй военной статьи Флота Его Величества, а именно — выражение неуважения и провокация в обращении к офицеру. За данный проступок названный лэндсмен Сол будет подвергнут публичной порке и получит двенадцать ударов плетью. Так же, за пренебрежение прямыми обязанностями во время вахты, лэндсмен Сол получит пять ударов плетью. Пусть это послужит назиданием для иных матросов!

С Эдварда стягивают рубаху, растягивают руки, привязывают запястья и лодыжки к решетке. Она установлена так, что находится прямо перед квотердеком, так что Сол может смотреть прямо на Данбрелла.

— Зря деревяшку не взял, — шепчет морпех, затягивая узлы.

Воцаряется тишина. В ней отчетливо слышно, как мастер поудобнее расставляет ноги, скрипит, поднимаясь, плеть. И все же, первый удар внезапен.

Острая боль, кажется, охватывает всю спину целиком. От неожиданности Эд вскрикивает, выгнувшись.

— Один! — зычно отсчитывают за спиной.

Снова свист, второй удар еще больнее первого. Эд чувствует, как что-то течет по спине.

— Два!

Хвосты разрывают кожу, вгрызаются в мясо. Чувство такое, будто со спины ножом срезали всю шкуру.

— Три!

Теперь плеть захлестывает на бока, обжигает ребра. Зубы скрипят, из глаз брызжут слезы.

— Четыре!

Спина — один сплошной рубец, опухший и воспаленный. Он горячо пульсирует в такт уларам, отдаваясь болью в висках, наползающей краснотой в глазах.

— Пять!

Уши закладывает, слышно только, как бешенно стучит пульс. Грудь вздымается мелко и часто — от глубокого вдоха боль становится невыносимой.

— Шесть!

Похоже, достал до костей.

— Семь!

Перешел на плечи. Тело перестает отзываться на удары — боль властвует в нем безраздельно. Кричать уже нет сил — не хватает воздуха.

— Восемь!

«Еще немного… и в отключку. Скорее бы…»

— Девять!

Тело держится, упорно сопротивляясь истязанию, не желая сдаваться. Сквозь багровую пелену видно, как спокойно наблюдает за поркой Данбрелл. Кажется, он даже улыбается.

— Десять!

Теперь остаться в сознании — дело принципа. Эд не мигая смотрит на капитана, глаза в глаза. Очередного удара он словно не чувствует.

— Одиннадцать!

Очередной взмах, влажный, чавкающий звук удара. Боль властвует безраздельно — так, что невозможно даже думать. Она горячим комком пульсирует в мозгу, поглощая все иное без остатка.

— Двенадцать!

Первый лейтенант что-то шепчет на ухо Данбреллу. Тот отрицательно мотает головой. Порка прекращается. Кто-то подносит ко рту Сола чашку. Вода. Эд делает несколько мелких глотков, но много выпить не в силах. А через мгновение девятихвостая кошка снова издает свое противное шипение.

— Один!

Удар отправляет Сола в бесконечное падение, куда-то сквозь палубы и днище корабля в бездонную глубину моря.

— Два! — это последнее, что он слышит, прежде чем темные воды поглощают его.

* * *

— А вы крепкий малый, — голос доктора рывком выдергивает Сола из темноты на свет. Спина горит огнем, во рту словно насыпали песка.

— …пить… — едва слышно хрипит он. Ему в рот суют гибкую трубку. Теплая, немного отдающая прелым вода приносит заметное облегчение.

Сол лежит на животе на жесткой лежанке. Доктор колдует над его спиной — шьет, судя по тычкам и натягиваниям. На общем фоне эти манипуляции кажутся безболезненными.

— Неделю или две вам придется туго — не представляю, как можно спать в гамаке не на спине.

Сол не отвечает — это слишком трудно.

— Вы не первый, кого на этом корабле подвергали порке. И каждый раз я недоумевал, как проходит процесс заживления. Подняться сможете? Герджин, помогите.