Алхимик

Он вернулся в холл — может, уронил ее на пол — и подошел к охраннику.

— Кто-нибудь передавал вам вот такую кожаную перчатку? — Коннор показал оставшуюся.

Увы.

Взяв выпить, они расположились за столиком в тихом уголке «Плуга», кабачка по соседству с Монти, и стали ждать появления стейков и жареной картошки.

— Мне весь день тебя не хватало! — сказал он, гладя ее по руке.

— Спасибо. — Открыв сумочку, она протянула ему копию того бредового письма. — Угадай, что пришло с утренней почтой. Может, тоже совпадение?

Коннор читал медленно и внимательно. На мгновение выражение его лица омрачилось, но затем он выдавил улыбку:

— Ну конечно, без сомнения, работа Сатаны. Да все генетики скрытые сатанисты. — Он вернул ей письмо: — Всегда приятно услышать от быдла оценку блестящей новой теории смысла жизни. — У него был какой-то странный голос.

— Я подумала, нет ли тут какой-нибудь связи со взломщиком?

— Ох, да брось ты, вокруг всегда полно сумасшедших. — Он сменил тему: — У тебя была возможность спросить у своего приятеля охранника, куда пропали шесть этажей?

— Его не было на месте. То ли отдежурил в ночную смену, то ли заболел. А ты говорил с Чарли Роули?

— Сегодня он отбыл — в Европейское патентное бюро в Мюнхене; завтра должен вернуться.

— Ты ему доверяешь?

Коннор ухмыльнулся:

— Он пьет и курит. В наши дни это уже кое-что!

Барменша принесла столовые приборы и корзиночку с французской булкой. Коннор стал разворачивать порцию масла.

— Сегодня мне было страшно, — призналась Монти.

Увидев озабоченность на ее лице, он протянул через стол руку и погладил ее кисть.

— Послушай, — сказал Коннор, — я не знаю, что происходит, но мы докопаемся до самого дна. — Он сжал ее пальцы.

— Должно быть, в моих словах слишком много эмоций.

— Нет. Было бы очень странно, если бы тебя не взволновало все, что с тобой происходило. — Он улыбнулся. — Послушай, как бы я себя ни чувствовал, есть строчки Роберта Фроста, которые я всегда повторяю. Он мой любимый поэт.

— Прочитаешь их мне?

— От людей избавиться невозможно — как от мух и постельных насекомых. Всегда кто-то выживет в трещинах и расщелинах — это мы. — Он выразительно вскинул брови.

Монти рассмеялась и тоже сжала его руку, почувствовав, насколько она тверда и надежна.

64

Северный Лондон, 1951 год

Расписание неумолимо давало о себе знать.

Хильда Джадд закрыла входную дверь и заторопилась по садовой дорожке к воротцам. Время поджимало. Внизу на дороге уже порыкивал и дергался черный автобус, выпуская из выхлопной трубы густые клубы серого дыма. Двое ребятишек, играя в пятнашки, чуть не налетели на нее.

— Что за поведение! — крикнула она вслед им, но слова ее пропали втуне.

Дождь припустил сильнее. На ней был макинтош, застегнутый до самой шеи, непромокаемая шляпка, ленты которой она затянула под самым подбородком, и галоши. В левой руке она сжимала сумку.

Судя по стрелкам часов в кухне, у нее еще было две минуты. Бог может дать ей немного времени, если попросить Его. Она прикрыла глаза, пробормотала молитву и заспешила к концу квартала, где повернула направо и прошла мимо ряда кирпичных фасадов — все, что осталось от скопища домов, в которые в 1945 году попала Фау-2.

Она упрямо выпятила подбородок навстречу острым иглам дождя, которые кололи ей лицо. Красный автобус фирмы «Оксо» проехал перекресток перед ней, подпрыгивая и дергаясь на трамвайных путях. Она услышала дребезжание звонка и, волнуясь, прибавила шагу. Что это с ней происходит, удивленно подумала она, поскольку никогда и никуда не опаздывала, ни разу за двадцать лет не пропустила начало церковных встреч. А сегодня, мало того что она боялась опоздать, так еще и забыла Библию.

Забыть Библию!

Она лежала на кухонном столе, но возвращаться за ней уже не было времени; обычно Хильда засовывала ее в сумку и не могла поверить, что вышла из дома без Библии.

Прости меня, Господи.

Ее внезапно охватил приступ паники. Она представила свой дорожный экземпляр Божьей книги в коричневом кожаном переплете и с золотыми буквами тиснения, она видела его прекрасные страницы, нежные как шелк, — он лежал рядом со списком покупок и хрустальной вазой для цветов.

Это Дэниел заставил ее забыть о Библии, решила она. Бог накажет его за это. С мальчишкой что-то происходит. После смерти отца он стал каким-то странным, словно в нем поселилось зло. У него рак души. В те редкие минуты, когда ей хотелось быть доброй и снисходительной, она думала, что его грызет печаль, но она не была в этом уверена. Он демонстрировал равнодушие и оскорбительное высокомерие, словно в чем-то превосходил ее. Когда она гневалась на него, он просто улыбался и уходил. Порой казалось, что он считает себя даже выше Бога, вне пределов досягаемости Господа нашего.

И это было необходимо вышибить из него.

Именно вышибить.