Алхимик

Если она этого не сделает, то придется Господу, а Господь слишком занят, чтобы заниматься неблагодарным ребенком. Каждый день она обещала Богу, что будет неотступно заниматься с Дэниелом чтением Библии, отведет особые часы для совместных с ним молений и будет лупить его за неподчинение. Она просила у Бога помощи в этой задаче, но помощь так и не поступала.

Неделю за неделей она чувствовала, как теряет жизненные силы и энергию, как становится неуклюжей и забывчивой. Это все дело рук мальчишки. Каждый раз, как Дэниел входил в кухню, она разбивала стакан или блюдце. Прошлым вечером она уронила на пол полный соусник, мальчишка вызывал у нее гнев; один лишь вид его физиономии приводил ее к взрыву ярости.

Тем не менее ее взбучки он воспринимал безмолвно. И чем меньше он протестовал, тем больше она свирепела.

Добравшись до конца улицы, она возмущенно поджала губы, когда увидела, что подходит нужный трамвай. Догнать его она не успеет, поскольку находится на другой стороне улицы и далеко от остановки. Она услышала ровный перестук колес и дребезжание звонка.

Дэниел. Его лицо внезапно вспыхнуло у нее в памяти, словно кто-то раскаленным штампом впечатал его в мозг. Голову охватило мучительной болью, словно она была готова расколоться. «Дэниел!» — внезапно потеряв представление о пространстве, выдохнула она, сжав голову руками.

Какой-то голос шепнул ей в ухо: «Молись!»

Это был голос Дэниела. Он повторил еще раз, погромче: «МОЛИСЬ!»

И улица, и все вокруг нее стало рассыпаться на фрагменты, как отражение в осколках разбитого зеркала. Она повернулась вокруг своей оси.

— С вами все в порядке, миссис? — спросил незнакомый голос. Откуда-то протянулась рука, готовая ей помочь.

— Оставьте меня в покое, уберите свои руки! — завопила в ответ она. — Я должна успеть на трамвай! Бог — мой проводник, Бог — мой спаситель!

Собравшись было бежать, она споткнулась. Яростно взвыл клаксон, и такси рвануло в сторону, чтобы не сбить ее.

— Бог рядом со мной! — воззвала она. — Бог остановит трамвай!

«МОЛИСЬ!» — обжигающе прошипел у нее в ушах голос Дэниела.

Какая-то тень скользнула перед ней по мокрому гудрону, блеснула хромированная облицовка, снова прозвучал клаксон.

«МОЛИСЬ!»

Задребезжал звонок.

«МОЛИСЬ!»

Кто-то вскрикнул.

— Все мы равны перед взором Божьим, Дэниел, — громко сказала она и бросилась бежать. — Он знает, Дэниел. Он видиттебя, глупое дитя. Он знает,что ты есмь зло!

Надо успеть на трамвай. Надо. Бог поможет ей догнать его. Держись! Тени, струи дождя, «дворники», которые выписывают свои дуги, лицо кондуктора за стеклом под козырьком остроконечной фуражки. В церковь нельзя опаздывать.

— Я никогда не опаздывала! — оповестила она мир.

«МОЛИСЬ!» Теперь голос Дэниела обрел командные нотки. Ее сын был так властен, он вырос таким большим, ему всего семнадцать лет, но он уже мужчина, он теперь стал взрослым мужчиной, и пенис у него такой же большой, как ее…

О господи, о чем же я думаю? Прости меня, Боже, всемогущий Господь, прости меня…

«МОЛИСЬ!»

Сложив руки, она вытянула их перед собой, молясь на ходу.

— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

Носком резиновой туфли она за что-то зацепилась и клюнула носом вперед. Асфальт взметнулся и с силой ударил ее под ложечку. Испытав потрясение, она рухнула ничком — все так же протягивая сплетенные руки, продолжая беззвучно шептать «Отче наш».

— …яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и…

Чей-то крик на мгновение отвлек ее, но она продолжила:

— Остави нам долги наши, как мы оставляем должникам нашим.

Раздался еще один крик, погромче и полный отчаяния. Теперь уже и земля подрагивала. Она чувствовала, что на нее надвигается какая-то тень, но она должна была закончить молитву. Должна…

Голос, который снова прозвучал у нее в голове, был голосом ее сына.

«О ГОСПОДЬ НАШ САТАНА! Я ПРИКАЗЫВАЮ ТЕБЕ ЛИШИТЬ МОЮ МАТЬ СИЛЫ ДЕРЖАТЬ РУКИ ВМЕСТЕ НА МОЛИТВЕ!»

Боль рванула ей рот и заставила вытаращить глаза. Она услышала визг тормозов, пронзительный скрежет металла о металл. На мгновение ей показалось, будто нож мясника вырезает ей внутренности. Потрясение пронзило ее, как хирургическим скальпелем.

Он полоснул по запястьям.

Кровь хлынула потоком и запульсировала, словно из прорванного крана. Затем боль пронзила ее — от внутренностей до кончиков пальцев. Она издала мучительный крик. Ей показалось, словно к запястьям прижали добела раскаленную кочергу. Боль исчезла так же быстро, как и появилась, сменившись полным онемением.

Она видела свои руки, одну справа, а другую слева — они лежали, вывернутые под немыслимыми углами. Обе сочились кровью. Они выглядели словно восковые игрушки из магазина розыгрышей. Кто-то в виде глупой шутки выкинул из окна, когда мимо проходил трамвай, и теперь они валялись на дороге.