Алхимик

Волнуясь из-за того, что он собирается сказать ей, Монти налила ему большую порцию «Гленфиддиша» и поменьше для себя.

Добавив льда, она вручила Коннору его порцию и села на диван.

— Так в чем дело?

Он стиснул стакан.

— Чарли Роули. Насколько я понимаю, ты еще ничего не слышала?

— Чего не слышала?

— Что он утонул на Гавайях.

Монти показалось, что внутри у нее что-то взорвалось, и она чуть не уронила свой стакан.

Коннор, потянувшись за сигаретами, раскурил одну.

— Не могу поверить, что он погиб.

— Коннор, это ужасно! Господи, мне так жаль, так жаль.

— Я… — Он покачал головой. — Как-то тут не сходятся концы с концами… какая-то бессмыслица.

— Или, может, слишком много смысла?

Голос Коннора, когда он снова заговорил, выдал странную, нехарактерную для него вспышку гнева.

— Несчастный случай! Каждый раз очередной несчастный случай, черт бы его побрал! Роули был чертовски испуган, когда мы выходили из паба. Я помню, какое у него было лицо, когда он выглянул из заднего окна такси. А он был не из паникеров.

У Коннора испуганный вид, подумала она. В лице его до сих пор не было ни кровинки.

— Тебе рассказали о каких-нибудь подробностях? Как это случилось?

— Было бурное веселье. Он напился, решил поплавать в темноте… вот так они это представили.

Монти села рядом с ним и обняла Коннора.

— Мне очень жаль… ты же действительно очень тепло относился к нему, правда?

— Он был одним из самых лучших ребят. А их в «Бендикс Шер» считаное количество…

— Их и в жизни считаное количество. — Подрагивающими пальцами она осторожно изъяла у него сигарету и затянулась. — Следующий — мой отец?

— Вот уж не думаю, что они покусятся на один из своих главных вкладов.

Монти захотелось, чтобы в его голосе было больше уверенности.

— Кое-чему еще предстоит случиться, Монти. Одна или две вещи… Если твой отец не найдет ничего существенного в тех капсулах, значит, мы шли по неправильному следу.

— А если найдет?

— Тогда нам придется принимать решение — то ли мы идем к Рорке, то ли в полицию, то ли в Комитет по безопасности медицины…

Резкий звонок в холле заставил их вздрогнуть.

Монти застыла на месте. У Коннора окаменело лицо. Раздался еще один звонок — теперь он звучал громче и настойчивее.

— Домофон, — сказал он, выходя из комнаты.

— Осторожнее, Коннор, никого не впускай.

— Я не собираюсь.

В холле Коннор снял трубку переговорного устройства.

— Алло? — Монти наблюдала за его лицом. — Пицца? Нет, я не заказывал никакой пиццы. Какой у вас адрес? — Возникла пауза. — Это вторая квартира, вы нажали не ту кнопку. Ладно, не переживайте.

Монти подобралась к окну без портьеры и посмотрела вниз, на улицу. Перед домом стоял мотоцикл, и на коробе багажника было крупно выведено: «ПИЦЦЫ. ПИЦЦЫ».

Крепкая, сильная рука обхватила ее за талию, теплые губы по очереди поцеловали мочку каждого уха, и руки плотнее обняли ее.

— Ложная тревога, — пробормотал он, уткнувшись ей в шею.

От сквозняка у нее по ногам пошли мурашки, и в поисках тепла она спиной прижалась к нему.

— Прости… я никогда не была такой взвинченной.

— Не извиняйся, — тихо сказал он. — Если ты взвинчена, значит, тебе не хочется спать. А сейчас это как раз то, что нужно…

Они поели, сидя на диване и придвинув кофейный столик. Коннор подцепил на вилку последний кусок филе.

— До чего вкусно. На кухне ты прямо волшебница. Как-нибудь в Вашингтоне я отведу тебя в шикарный ресторан… — Внезапно вспомнив, он остановился. — Я же на следующей неделе должен лететь в Вашингтон. Правда, всего на пару дней.

— На следующей неделе? Когда именно?

— Прикидываю, что вылечу в среду и вернусь к уик-энду.

— А я вместе с отцом лечу в Вашингтон в четверг!

— Ты шутишь?

— Ничего подобного. Нас, ни больше ни меньше, ждет обед с Клинтоном, а папа будет выступать на симпозиуме по генетике. Ты тоже летишь на него?

— Нет, я и не слышал о симпозиуме. Я-то должен нанести визит в патентный офис, ни больше ни меньше. — Он сделал глоток вина. — Ну до чего приятная новость! Ты в первый раз в Вашингтоне?

— Так точно, сэр.

— Декабрь — не лучший месяц. Слишком холодно.

— Знаешь что, я с удовольствием встретилась бы с твоей матерью. — Она радостно посмотрела на него. — У нас получится?

Он кивнул:

— Я тоже хочу, чтобы вы встретились. Мы это организуем.

Монти еще раз наполнила их стаканы и снова посмотрела на него.

— Чем занимался твой отец?

Коннор стряхнул пепел с сигареты.

— Он был государственным служащим.

— В Вашингтоне?

— Ага.

— Вы были близки с ним?

— Нет, он умер, когда мне было восемь лет.

— Какая жалость… он что, болел?

Вместо ответа, Коннор молча затянулся сигаретой. Монти почувствовала, что коснулась больной для него темы, и заговорила о другом.

Этой ночью Коннору снова приснился тот же сон. Птица пикировала с неба длинным крутым зигзагом; она то ли летела, то ли падала свинцовым отвесом, словно тень, которая гонится сама за собой. Потом она врезалась в землю и превратилась в его отца.

Вокруг занялось кольцо огня, заполыхали язычки пламени, словно кто-то полил бензин по кругу. Какой-то голос шепнул ему в ухо: «Они не должны были этого делать. Они же знали, что он не умеет плавать!»