Алхимик. По следам Джордано Бруно

Сильный холодный ветер наполнял кроны деревьев невидимыми шумными птицами, а луна то надевала, то снимала прозрачную маску облаков.

Два человека быстрым уверенным шагом направлялись к временному жилищу нищего философа. Оказавшись там, старец достал несколько пучков сухих трав и извлек из своей туники несколько ярко окрашенных шелковых лент. Он жестом указал Сани, чтобы тот взял с собой примитивное приспособление, с помощью которого разжигали огонь.

Луна, касаясь драгоценностей старца, пробуждала в них странные блики, возможно, дремавшие не один десяток веков. Путники шли еще примерно полчаса, а затем остановились на краю плато, у подножия которого простиралась пустыня из огромных камней и мельчайшего песка.

Мудрец, не говоря ни слова, усадил своего ученика в соответствующую позу и начертил на песчаной почве несколько фигур, и, хотя они напоминали переплетенные круги, это было нечто другое. Затем он взял деревянный стержень и стал вращать его в «йони», деревянной матке, из которой мужской элемент извлекает искру. Цель непростой операции заключалась в том, чтобы поджечь первый пучок трав, который посвященный положил поверх символов вместе с другими приношениями. Старец принял нужную позу, и показалось, что на несколько мгновений он покинул мир, а когда снова открыл глаза, его лицо преобразилось и стало похоже на маску нездешнего, небесного могущества. Сани раньше никогда не участвовал в этой церемонии и изо всех сил старался соответствовать высоте своего Учителя.

Огонь, укрытый выступами почвы, живо разгорался и становился все темнее; наконец в центре пламя окрасилось сиреневым цветом, а его языки стали темно-синими. Ученик не мог сдержать легкой дрожи — перед ним был «Черный Огонь», одно из самых страшных и опасных порождений магии. Лишь тот, кто глубоко знает Природу и ее самые тайные законы, был способен вызывать такую великую силу и использовать ее.

Поначалу от костра шел невероятный жар, но постепенно он спадал, и, хотя проверить этого Сани не мог, у него возникло ощущение, что огонь стал холодным; да, это был темный ледяной огонь…

Постепенно посреди дыма сгустилось тело какого-то странного существа. Оно было отчасти похоже на то, как изображают ангелов, но в его внешности было меньше сходства с человеком. Его крылья, если их можно так назвать, соединялись по всей длине тела, как бывает у некоторых бабочек, и составляли наименее плотную его часть, обладавшую наибольшей частотой колебаний. Чтобы детально рассмотреть его, Сани пришлось использовать внутреннее зрение. Голова существа завершалась очень острым конусом, похожим на колпак некоторых западных магов, и казалось, что ноги его соединялись в некое подобие длинного и гибкого стебля.

Старец сквозь огонь простер руки к видению, и местность сотрясли сильнейшие шквалы, не тронув лишь дальние заросли, а все окрестные животные вскричали, до смерти перепугавшись. Казалось, Природа хочет что-то выразить — то ли поклонение, то ли страх и ужас.

Голос мудреца прозвучал тихо и обезличенно. Слова он произносил очень медленно.

— Это дэва (ангел) Природы, божество воздуха. Он будет служить тебе, пока ты не покинешь пустыню. Дорожи им. После ты отпустишь его на свободу, ибо, пребывая неподвижным, он сильно страдает; такое состояние противоречит его основному жизненному принципу… А сейчас огонь укажет тебе дорогу; иди в ту сторону и не возвращайся, чтобы проститься со мной, ведь в действительности мы не расстаемся. Не попадись в сети Майи.

Дэва исчез, и через несколько минут после того, как в пасть огня бросили новый пучок трав, огонь взвился вверх и образовал огромный язык пламени более светлого оттенка; пламя покачнулось под напором новых порывов ветра и, наконец, наклонилось к северу, а от источника огня оторвались несколько язычков и почти тут же вновь соединились с ним.

Не мешкая долго, огонь потушили, маг-целитель вновь сделался неподвижным, и его лицо обрело привычные черты — невероятную детскую мягкость и теплоту. Сани молча размышлял. Он был стольким обязан этому удивительному человеку, что не хотел покидать его. Он видел, сколько добра тот приносил, какую аскетичную вел жизнь, и мысль о том, чтобы бросить его в суровой местности, полной всяческих опасностей, казалась ему чудовищной. Что важнее — его собственный внутренний мир и покой или искренняя и чистая любовь к наставнику? Голос старца прервал его прогулки в лабиринтах разума:

— Ману в книге законов говорит нам: «Так он, неизменный, чередуя пробуждение и покой, все движущееся и недвижущееся всегда оживляет и разрушает». И поскольку эти слова являются точным отражением истины, которую ты уже предчувствуешь, не становись рабом формы, ведь она — лишь эфемерная иллюзия. Иди в пустыню, ищи и размышляй. Ты не расстаешься со мной, просто мое тело немного отдаляется от твоего.