Всякий раз Трэн сдерживал паническое желание сорвать с себя богатую одежду и погрузиться в спасительную анонимность. Он не сомневался, что рано или поздно белые кители его поймают. Но сначала они поднимут свои черные дубинки и превратят его китайский череп в мешанину крови и костей. Лучше бегать голым в жаркой ночи, чем разгуливать, точно павлин, и умереть. И все же он не мог бросить проклятый костюм. Было ли это гордостью или глупостью, но он его сохранил, хотя элегантный покрой наполнял его безудержным страхом.
К тому времени, когда Трэн добрался до дома, погасли даже газовые фонари на Сукумвит‑роуд и Рама IV. Возле башни Навозного царя на уличных лотках все еще что‑то жарили на сковородках для тех немногих рабочих, что имели ночную работу и пропуска. На столах горели свечи из свиного сала. Лапша с шипением плюхалась в кипяток. Мимо проходили белые кители, внимательно следившие за желтобилетниками, чтобы убедиться, что никто из них не спит на открытом воздухе, оскверняя тротуары храпом.
Наконец Трэн оказался в зоне защиты башен, на безопасной территории Навозного царя, вплотную приблизился к дверям и пелене жара, исходящего от высотного дома. Интересно, как высоко он вынужден будет сегодня забраться, чтобы найти место для ночлега на лестнице?
– Ты не сумел найти работу, так?
Трэн вздрогнул, услышав знакомый голос. Ма Пинг сидел за стоявшим на тротуаре столом с бутылкой виски «Меконг» в руке. Его лицо раскраснелось от алкоголя и пылало так же ярко, как красный бумажный фонарь. На столе были расставлены тарелки с остатками еды, которой хватило бы, чтобы накормить пятерых.
Образы Ма роились в сознании Трэна: молодой клерк, которого он однажды выгнал за то, что тот чересчур вольно обращался со счетами. Мужчина, имевший слишком толстого сына, мужчина, рано утром вышедший из дома, умоляющий, чтобы его вновь приняли в «Три выгодные возможности». И вот теперь он разгуливает по Бангкоку с последним сокровищем Трэна на запястье – единственной вещью, не украденной змееголовами. Трэн подумал, что боги поступили жестоко, когда сплели его судьбу с судьбой человека, находившегося когда‑то в его подчинении.
Трэну хотелось ответить что‑нибудь резкое, однако он лишь прошептал:
– А тебе какое дело?
Ма пожал плечами и налил себе виски.
– Без костюма я бы тебя не заметил. – Он кивнул на пропитанную потом одежду Трэна. – Удачная идея – надеть приличный костюм. Но ты стоял слишком далеко в очереди.
Трэну хотелось уйти, проигнорировать наглого щенка, но остатки еды на тарелках – окунь, рисовая лапша «ю‑текс» казались такими близкими, почти доступными… Он почувствовал аромат свинины, и рот наполнился слюной. У него даже заболели десны от мысли, что он будет снова жевать мясо… выдержат ли зубы такую роскошь?
Тут Трэн сообразил, что не сводит глаз с еды, что уже некоторое время стоит, пожирая глазами остатки трапезы Ма, который внимательно на него смотрит. Трэн покраснел и повернулся, собираясь уйти.
– Я купил твои часы не для того, чтобы разозлить тебя, – сказал Ма.
Трэн застыл на месте.
– А для чего?
Пальцы Ма заскользили по золоту и бриллиантам, но в следующее мгновение он опомнился и потянулся к стакану с виски.
– Напоминание. – Ма сделал глоток, поставил стакан между тарелками с тщательной аккуратностью пьяного и смущенно улыбнулся. Его пальцы снова принялись поглаживать часы, но так, словно он пытался делать это незаметно. – Я хотел иметь при себе напоминание, предостерегающее от собственного эго.
Трэн сплюнул.
– Фанг пай.
Ма энергично замотал головой:
– Нет! Я говорю правду. – Он немного помолчал. – Каждый может упасть. Если рухнули «Три возможности», где гарантия, что со мной не произойдет то же самое? Я хотел об этом помнить. – Он сделал еще один глоток. – Ты правильно сделал, когда меня уволил.
Трэн фыркнул.
– Тогда ты так не думал.
– Я был зол. Тогда я не знал, что ты спас мне жизнь. – Ма пожал плечами. – Я бы не покинул Малайю, если бы ты меня не уволил. Я бы не предвидел приближения Казуса. Я бы слишком многое поставил на то, чтобы остаться. – Неожиданно он выпрямил спину и знаком предложил Трэну присоединиться к нему. – Садись, выпей, поешь. Уж это я тебе должен. Ты спас мне жизнь, а я ничем тебя не отблагодарил. Садись.
Трэн отвернулся.
– Я еще не до такой степени себя презираю.
– Ты настолько хочешь сохранить лицо, что не можешь принять чужую еду? Не будь таким упрямым. Мне все равно, даже если ты меня ненавидишь. Просто поешь и проклинай меня потом, когда твой желудок будет полным.
Трэн пытался контролировать свой голод, пытался заставить себя уйти, но не смог. Он знал людей, способных умереть от голода, но отказаться от подачки Ма, однако не был одним из них. Быть может, в другой жизни он бы так и поступил. Но унижения в этой многому научили Трэна, и теперь он знал свое место. У него больше не осталось иллюзий. Он сел. Ма просиял и подтолкнул к нему тарелки с объедками.