Ей вспомнился почему-то магистр… Эльзе не хотелось о нем думать, и все же он не выходил у нее из головы… Она стала считать от единицы до ста, потом в обратном порядке, но и это не помогало… Нет, она, в сущности, не сердилась на магистра! Она знала, что ее отец был о нем высокого мнения, и что он желал ей добра. Но
Она отложила работу в сторону и запела песню, которую с незапамятных времен поют девушки на всех языках:
Однако, Эльза не знала,
Думы Эльзы приняли другое направление.
Помощник аптекаря выглядел в саду совсем по- иному, чем в аптеке, или когда он молча сидел за обеденным столом…. «Как прямо держит он голову! — подумала Эльза. — И волосы откидывает назад, словно молодой лев!» Она, впрочем, никогда не видала молодого льва… Вот он взял сразу обе лейки и наполнил их водой у колодца. Эльза знала, как тяжелы эти лейки. Она едва могла поднять одну из них обеими руками, а магистр, помогавший ей однажды в саду, вздыхал и кряхтел, когда ему пришлось нести одну только лейку. Между тем, Фриц Гедерих легко поднял обе и понес, словно два перышка!..
— Как он силен! — сказала вполголоса Эльза. — И как он строен!
Но тотчас же подумала не без досады: «Ну что ж? Будь он хоть Самсон или сам Зигфрид, мне-то какое дело?»
Она продолжала усердно шить.
«Возится там с цветами и воображает, что ничего на свете и нет, кроме его глупых трав! Магистр — и тот в десять раз милее!… Нет, господин помощник, вы очень ошибаетесь, если думаете, что я
— Ай! — вскрикнула вдруг Эльза: она укололась иголкой. На ее белом пальчике показалась пурпурная капля. Теперь конец шитью! Она уложила свое рукоделье и через несколько минут уже была в саду.
Фриц Гедерих рылся в земле обеими руками, словно крот. Вдруг чья-то тень упала перед ним на гряду. Он поднял глаза и увидел лицом к лицу белокурую Эльзу. Бакалавр встал и поздоровался.
— Здравствуйте, господин Фриц! — ответила Эльза, и оба замолчали.
Фриц Гедерих взглянул на небо, откашлялся и пробормотал что-то о хорошей погоде.
Эльза тоже подняла свои голубые глаза к облакам и согласилась с замечанием господина помощника. Затем опять наступило молчание.
— А вечером все-таки может быть дождь, — продолжал Фриц, — вон оттуда приближается подозрительное облачко… Да и древесная лягушка вот уже целый час сидит под водой.
— Скажите пожалуйста, господин Фриц, ведь такая лягушка, должно быть, страшно умное животное! Не правда ли? Как это она знает, что скоро дождь пойдет?
Фриц Гедерих пожал плечами:
— Да, кто мог бы это сказать?
— Я спрошу когда-нибудь магистра. Он очень ученый человек и знает решительно все!
— Вот как, — ответил бакалавр, которому эта похвала пришлась не по душе, — тогда уж спросите его заодно, почему закрываются цветы вьюнка, когда предстоит перемена погоды.
— А разве это так? — спросила Эльза и нагнулась, чтобы разглядеть цветы. — Это поразительно! Должно быть, вы очень любите цветы, господин Фриц?
— О, да! — ответил тот. — Ведь надо же что-нибудь любить… И поверьте мне, юнгфер Эльза, — если внимательно присматриваться к жизни трав, можно каждый день открывать нечто новое. Тут тоже есть тайны, которых никто, даже ваш магистр, не в силах постичь. Вот, например, рядом два растения — мята и белена, они растут на той же почве и освещаются тем же солнцем, а между тем, одно из них целебно, а другое содержит сильный яд. Отчего это так? То же самое бывает и с людьми. У матери двое сыновей. Оба получают одинаковый уход, одинаковое воспитание, но один вырастает порядочным человеком, а другой бездельником. Кто мог бы все это объяснить?
Эльза смотрела на бакалавра большими глазами. Ей всегда казалось, что он вряд ли умеет досчитать до трех!.. И вот он говорит почти так же красиво, как магистр, — нет, еще гораздо лучше, так как магистра бывает трудно понять, а мысли господина помощника так просты, что кажутся ей ее собственными….
— Вы вероятно, очень учены? — спросила она робким голосом.
— Нет, не слишком, юнгфер Эльза! Но с Божьей помощью из меня мог бы выйти недурной ученый, если бы меня не постигло несчастье.
В Эльзе проснулось любопытство. Отец строго запретил ей расспрашивать нового помощника о его прошлом, и до сих пор она ни разу не нарушала этого запрета. Но теперь, когда Фриц Гедерих сам начал говорить о своей судьбе, она решилась спросить: