Алхимики

Когда вечером, после известного разговора в саду, Эльза вместо соли насыпала в подливку к жаркому сахара, а перед отходом ко сну так обняла старушку, что чуть не задушила ее, — у Ганны возникло подозрение. Она начала наблюдать за своей любимицей и вскоре пришла к убеждению, что не ошиблась. Старуха уже начала подумывать о том, что ответить, если Эльза доверится ей.

«Вот так новости, моя девочка! — так начнет она. — А что скажет па это твой отец, что скажет магистр?»

Тогда, думала старушка, Эльза бросится ей на шею, заплачет и шепнет: «Моя добрая, старая Ганна, посоветуй, что мне делать». И она ответит тогда:

«Успокойся, Эльза, это, конечно, скверная история, но, если дело зашло так далеко, обдумаем все хорошенько и уже как-нибудь постараемся, чтобы вся история имела счастливый конец. Только не плачь, мое золотце, — я что-нибудь да придумаю. С Божьей помощью и при содействии юнг-фер Иоганны Шторхшнабель все пойдет к лучшему».

Ганна думала, что ей придется говорить именно в таком духе.

Эльза, однако, была все время замкнутой и молчаливой и не обращала никакого внимания на намеки старухи. Ганна сильно опечалилась и решила приняться за виновника всей этой истории.

Последний, однако, начал петушиться, когда старая экономка приступила к нему с расспросами. С каким-то ожесточением он стал клясться и божиться, что ровно ничего не произошло. Однако, искушенная жизненным опытом Ганна пришла к совсем противоположному выводу: что-то именно произошло! Но из гордости она решила, что больше не будет вмешиваться.

А господин Томазиус продолжал работать без устали. Фриц деятельно ему помогал. Кроме того, он пытался самостоятельно делать новые опыты, — хозяин заразил его своей золотой лихорадкой!

«Чем я хуже других? Почему бы мне первому не проникнуть в тайну золота?» — думал он иногда во время работы, процеживая какой-нибудь раствор.

Господин Томазиус каждый день повторял: «Я ведь не о золоте думаю, — для меня важно сделать это открытие».

А Фриц Гедерих говорил про себя: «Ну что ж? — и я не о золоте думаю! Но если найду его, то смогу во всем открыться хозяину. Пойду к нему и скажу: так и так обстоят дела».

В плавильной печи ярко пылал огонь, в тигелях и колбах кипело, и у обоих изобретателей кружились головы. Эльза каждый день разбивала по тарелке; старая Ганна была так обижена замкнутостью своей любимицы, что чувствовала себя как бы отстраненной от должности; ворон Яков усиленно линял, а магистр… о нем-то как раз мы сейчас и расскажем.

* * *

Ректор Финкенбургского лицея, господин Пауль Крузиус, каждый год торжественно праздновал день своего рождения. Занятия в школе отменялись. Пышно разодетый, с золотой цепью — дар князя Маврициуса — на шее, ректор сидел в своей комнате и ждал.

Сперва являлась депутация от учеников, которые преподносили ему книгу или какую-нибудь вещь домашнего обихода; ученик старшего класса произносил обыкновенно речь на латинском языке, причем оратор неизменно запинался. Господин Крузиус благодарил его и без запинки отвечал также по-латыни. Расфранченная ректорша подносила каждому члену депутации по кубку вина и по куску сладкого пирога. Этим заканчивалась первая часть празднества.

В десять часов на лестнице раздавался грохот шести пар сапог: это вся учительская коллегия лицея, в праздничных одеяниях, направлялась к ректору. Ученые мужи преподносили ему поздравительную оду на латинском языке, после чего удостаивались приглашения «на ложку супа».

За обедом, который далеко не ограничивался ложкой супа, бывало обыкновенно очень весело. Ученые мужи — вместе с ректором их было как раз семеро — величали себя именами семи греческих мудрецов: ректор звался Солоном, конректор — Биасом, терций — Фалесом и т. д. Все это служило поводом для шуток, и семь мудрецов принимались иногда так хохотать, что весь стол сотрясался от их смеха.

Точно таким же образом протекало торжество и в этом году, с той лишь разницей, что, кроме представителей учительской коллегии, к обеденному столу были приглашены бургомистр, суперинтендант и диаконус.

В данный момент вся компания только что принялась за сладкий пирог, которым завершался обед. Магистр Кси-ландер произнес приличествующий случаю тост, после чего стали говорить о том и о сем. Само собою разумеется, коснулись и предстоящего приезда в город нового князя.

Бургомистр рассказал о задуманных по этому случаю торжествах, и затем неожиданно спросил ректора о том, каким образом лицей примет участие в общем празднестве.

Солон даже нож выронил из рук: он еще не успел подумать об этом! Растерянно обвел он глазами своих коллег, но все шесть мудрецов сидели молча и, раскрыв рты, глядели на своего руководителя. Наконец, ректор поборол смущение и заявил бургомистру, что уже обдумывал вопрос, но не пришел пока ни к какому определенному решению. Как только дело решится, он немедленно сообщит обо всем бургомистру.