Алхимики (СИ)

Вернувшись под утро, госпожа Хеди и ее служанка нашли в пристройке два остывших тела. Старик выглядел достойно даже в смерти. Но вид женщины, лежавшей на полу, вызывал ужас: глаза на синем распухшем лице были широко открыты, а изо рта торчал прикушенный язык. От такого зрелища госпожа Хеди застыла на пороге, не в силах сделать шаг, а служанка, напротив, выскочила на улицу и понеслась прочь, голося во все горло.

Привлеченные криками, в дом сбежались соседи, и вскоре весть о происшедшем облетела бегинаж.

От госпожи Хеди нечего было ждать объяснений — она точно лишилась дара речи и на все вопросы отвечала мычанием.

Наконец оба тело перенесли в больницу, где городской врач внимательно исследовал их и объявил, что смерть старика наступила от естественных причин; что касается женщины, то речь должно вести о смерти неестественной, то есть об убийстве. Затем прибывшие общинные старшины и приходской священник так же осмотрели тело с намерением узнать, какого покойница звания и, возможно, ее имя; но опознать женщину никто не смог.

Тогда по приказу коменданта стали искать свидетелей, знавших имевших что-либо сообщить об убитой. Поначалу таких не оказалось вовсе. К концу дня, правда, удалось кое-что узнать. Поскольку женщина была одета, как бегинка, но не состояла в мехеленской общине, что стало известно наверняка, на допрос вызвали Томаса Ланге, больничного старосту, и сестру-привратницу. Оба показали, что убитая явилась в бегинаж три дня назад и назвалась Колеттой Шабю, фламандкой из Гента; ни родни, ни знакомых в Мехелене у нее не имелось, поэтому она остановилась в странноприимном доме при больнице. Томас Ланге сказал, что женщина показалась ему не такой, как другие бегинки, — порой вид у нее был, точно у одержимой. Но на людях она вела себя, как подобает доброй христианке, ни с кем не заговаривала и подолгу молилась в часовне святой Магдалены; и накануне он, Томас Ланге, застал ее там в слезах. Было ли у нее намерение отправиться к Хеди Филипсен, он не знает — она ничего не говорила об этом, а он не спрашивал.

— Вообще же, — прибавил староста, — я считал, что ночи она проводит под крышей, а не шляется по улицам, как блудливая кошка. Ну, да Бог ей судья. Я сказал все, что знаю.

И сестра-привратница подтвердила его слова.

Потом привели госпожу Хеди, к которой, наконец, вернулся дар речи. Бегинка поклялась спасением своей души в том, что не знает убитую, никогда не видела ее ни в бегинаже, ни в ином месте и не приглашала к себе. Что до старика, бывшего на ее попечении, то она согласилась присматривать за ним из христианского милосердия; его кончина огорчила ее безмерно, поскольку в последний день он чувствовал себя даже неплохо, и она надеялась с Божьей помощью поставить его на ноги. Когда госпожу Хеди спросили, называл ли старик имя Колетты Шабю, она ответила с уверенностью, что ничего подобного не слышала. Также бегинка показала, что старика навещал лишь один человек — Ренье из Лёвена; однако он приходил днем, нимало не скрываясь, хотя подолгу не задерживался. Кто таков этот Ренье и где живет, госпожа Хеди наверняка не знала; был ли он знаком с убитой, сказать не могла. Отвечая на вопросы, бегинка казалась растерянной и потрясенной до глубины души. И ее отпустили вместе со служанкой, которая ничего не прибавила к словам госпожи.

А старшины были испуганны случившимся сильнее, чем желали показать. Страшная смерть женщины в стенах бегинажа грозила бедой всем. Общины были под запретом, и церковь допускала их существование лишь потому, что многие знатные особы и сама герцогиня Маргарита покровительствовали бегинкам. Но жизнь в бегинаже всегда подвергалась нападкам; вновь могли всплыть старые подозрения в распутстве и ереси, а то и в maleficia. Была надежда на заступничество герцогини, но сейчас, в канун прибытия римского короля, наилучшим выходом представлялось на время замять дело.

И было объявлено, что Колетта Шабю, бегинка из Гента, пала жертвой разбоя, когда поздно вечером вышла на улицу. Несмотря на замкнутую и благочестивую жизнь, бегинки часто подвергались поруганию; правда, что в мехеленском бегинаже такого давно не случалось, но, решившись на позднюю прогулку, фламандка сама ввела злоумышленников в грех. Потом, испугавшись содеянного и желая запутать следы, они подбросили тело в дом, который мог показаться пустым.

Обо всем об этом было записано в акте, составленном на следующий день и подписанном четырьмя старшинами, комендантом Мехелена и священником.

И сестрам-бегинкам запретили покидать дома после наступления темноты; также им не разрешалось отныне покидать пределы общины в одиночку.

Слухи о происшествии было велено пресекать; не прошло и недели, как об убийстве совсем перестали говорить, и жизнь в бегинаже пошла своими чередом.