Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы

В то время не существовало ультразвукового обследования, поэтому Алла с Миколасом быстро свыклись с мыслями о сыне и даже подобрали ему имя – Станислав.

В интервью 1996 года Пугачёва объясняла: «Бабки все говорили, что будет мальчик – живот огурчиком».

А бабкам Алла доверяла. Бабки врать не будут.

«Она ходила в женскую консультацию, – вспоминал Орбакас, – и врачи все время предупреждали ее, что плод перевернут».

Больше всех волновалась Зинаида Архиповна, а ее дочь безмятежно продолжала работать в ГУЦЭИ концертмейстером.

«Примерно два раза в месяц, – говорил Орбакас, – у нас в училище бывали специальные просмотры. Показывали фильмы Бастера Китона, мультфильмы Диснея, многое другое, что не было предназначено для широкого зрителя. Туда, естественно, ходили и мы с Аллой. Однажды, когда она была уже на приличном сроке, мы смотрели какую-то комедию Чаплина. Алла хохотала, как сумасшедшая, и потом сказала мне, что чуть не родила раньше времени».

Однажды в конце мая 1971 года Миколас вернулся домой с репетиции в Театре эстрады, бледная Алла лежала на кровати:

– Кажется, начинается.

Роддом был рядом – как раз возле той столовой, где праздновалась свадьба. Позвали родителей, стали спешно собираться.

– Возьмите мне книжку хоть какую-нибудь почитать, – жалобно попросила Алла.

– Да какая тебе там книжка, Алена?! – воскликнул Борис Михайлович.

– Возьмите, возьмите.

Миколас схватил первую попавшуюся – повесть какого-то датского писателя «Кристина». Это название так и запечатлелось в его возбужденном мозгу.

Утром пришли в роддом, узнали, что схватки усилились. В легком жару после тревожной бессонной ночи Орбакас отправился на репетицию в Театр эстрады. Каждые пятнадцать минут он выбегал, чтобы позвонить в роддом.

– Миша, да что с тобой, в конце концов? – раздраженно спрашивали его.

– Ничего, ничего, я сейчас вернусь…

После очередной такой внезапной отлучки, когда все уже были злы из-за того, что репетиция провалилась, Миколас вбежал и с глупой улыбкой воскликнул:

– У меня дочка родилась! – и добавил, – Кристина!

Примчавшись к роддому, взбудораженный отец вызвал Аллу к окошку, благо было уже по-летнему тепло:

– Ну, как там Кристина?

– Какая еще Кристина? – слабым голосом откликнулась молодая мать.

– Наша, наша Кристина! – Миколас даже чуть подпрыгнул.

– Да что за дурацкое имя! – возмутилась Алла.

Но если Пугачёва быстро смирилась с именем, то ЗАГС оказался серьезным препятствием. Сперва там никак не хотели фиксировать фамилию Орбакайте: мало ли что там у них в Литве принято? Когда эту проблему решили, начались разногласия из-за имени. В советских «святцах» почему-то была только форма «Христина». Куда-то позвонили, уладили. И, наконец, когда уже оставалось вписать отчество, Миколас произнес – Эдмундовна.

– Да что вы мне тут голову морочите? – возмутилась регистраторша. – Вы в Советском Союзе живете? Значит, отчество присваивается по первому имени отца. А если бы у вас их десять было?

– Но Кристина Эдмундовна красивее.

* * *

Когда Криське было месяца три, Аллу пригласили записать одну песню для нового фильма Шукшина «Печки-лавочки». (Там есть эпизод, когда герои едут в поезде и по радио звучит песня – вот ее и исполнила Пугачёва.)

Алла очень волновалась во время записи: мало ли что произошло с голосом после родов, да и потом несколько месяцев она практически ничем не занималась, кроме Кристины. Маленький музыкальный фрагмент записывали целый день.

– Из-за всех этих беспокойств у нее пропало молоко, – рассказывал Орбакас. – Слава Богу, что примерно в тоже время родила наша соседка с первого этажа. У нее грудного молока было полно, так что у Кристинки завелась кормилица.

Но, с другой стороны, как ни цинично это прозвучит, Алла приобрела определенную свободу. Дочку могли покормить и Миша, если оказывался дома, и, само собой, Зинаида Архиповна.

И тут очень кстати возник ее знакомый по цирковому училищу Олег Непомнящий. Он тогда стал режиссером нового вокально-инструментального ансамбля «Москвичи». Солистом взяли певца Юлия Слободкина. Требовалась солистка. Непомнящий вспомнил о Пугачёвой. Отправился к ней домой. Вот как он сам писал об этом: «Поднявшись по ветхим ступеням, я постучал, и Алла сама открыла мне дверь. Из квартиры пахнуло умилительными детскими запахами – глаженого белья и кипяченого молока. Во всем ее облике сквозила бесконечная усталость, будто бы каждое движение давалось ей с трудом. Как все творческие люди, она тяжело переносила образовавшуюся вокруг нее пустоту. Работа была ее главным стимулом в жизни, она не могла, не умела быть счастливой одними семейными заботами, ни любовь к мужчине, ни любовь к дочери не могли поглотить ее целиком, без остатка. Возможно, она сознавала это и мучилась чувством вины за то, что она не такая, как все "нормальные" женщины, пыталась обуздать себя и соответствовать образу идеальной матери.