Алла Пугачева. Жизнь и удивительные приключения певицы

В подобных случаях, когда Аллу охватывал злой сценический задор, она могла ляпнуть довольно рискованные вещи, хотя в принципе всегда держалась корректно по отношению к «партии и правительству». Она безропотно играла по тем правилам, которые ей навязывались, — зато на своем поле. А за все ее спонтанные дерзости объяснялся, где надо, как правило, Болдин. Он вообще очень дорожил высокими отношениями и всегда ходил на приемы и ужины в их честь. Для него это была не только работа, но и удовольствие. Его приятные манеры ценили циники из ЦК. Болдин наверняка мог бы стать высококлассным дипломатом, новым Талейраном.

Например, на одном концерте в Риге Алла никак не могла расшевелить публику. (А буквально накануне скончался Ле Зуан, коммунистический лидер Вьетнама.) Понаблюдав минут пятнадцать за мрачными лицами в зале и спев «для порядка» несколько печальных песен, Пугачёва не выдержала и обратилась к публике: «Я конечно, понимаю, у вас траур — умер Ле Зуан. Но я-то жива!».

Зрители развеселились, и концерт, что называется, «пошел». Однако правительство Латвийской ССР сразу после этих слов дружно покинуло свою ложу. «А меня, — рассказывал Болдин, — на следующий же день потащили в Министерство культуры Латвии, в ЦК Латвии.». Он убедил товарищей, что не так все страшно. На самом деле большинство из них и сами были в том убеждены. Просто обязаны были соблюдать определенные ритуалы.

А, скажем, Гейдар Алиев, глава Компартии Азербайджана и член Политбюро ЦК КПСС в Пугачёвой души не чаял. Всегда встречал ее как шамаханскую царицу, ненаглядную певицу.

Если бы Пугачёва представляла реальную опасность для основ социализма, вряд ли ее шутки терпели. Время, конечно, было почти вегетарианское, но все же с кровью. Академик Сахаров — трижды Герой Соцтруда! — в это время уже был в ссылке под жестким контролем КГБ с принудительным кормлением во время голодовок.

Пугачёвой, конечно, дозволялось больше, чем другим артистам. Ведь помимо прочего на нее еще была возложена особая роль — изображать социализм с человеческим лицом. И всклокоченными волосами. Поэтому она так много гастролировала за границей.

Но и с ней бывали тяжелые ситуации. Однажды (дело было в конце 1970-х годов) кто-то из высоких чиновников прислал Пугачёвой курьера, который доставил ей письмо от поклонника из провинции. В этом факте не было бы ничего экстраординарного, если бы адрес на конверте не выглядел следующим образом: «Москва. Кремль. Алле Пугачёвой».

В тот же день у нее был концерт в Лужниках. В те времена Алла еще очень активно общалась со зрителями и даже отвечала на записки из зала. Она прочитала вслух одно из таких восторженных посланий и весело произнесла:

— Ну, это что! А мне вот сегодня пришло письмо: «В Кремль. Пугачёвой».

Зал не мог успокоиться минут десять. После концерта запыхавшуюся Аллу у дверей гримерки поджидали несколько человек в одинаковых черных костюмах. Они вежливо, но с леденящими кровь интонациями попросили ее пройти внутрь для разговора. Когда же за ней устремилась свита, один из «черных» перегородил дорогу и приказал отойти от двери.

— Значит, шутим? — почти нежно спросил некто в шляпе, когда дверь гримерки захлопнулась.

Алла сразу догадалась о причине визита этих товарищей с холодными глазами и нерешительно ответила:

— Да нет. Но мне действительно пришло такое письмо.

— И что же? Вы же не читаете вслух то, что на заборе написано?

Алла пожала плечами.

— Вам, наверное, не хотелось бы, — продолжил «шляпа», — чтобы этот сегодняшний концерт стал вашим последним выступлением в Москве?

— Но…

— Не шутите так больше.

Этих людей стоило бояться не меньше, чем маньяков.

Глава 22

Верная Люся

Домашние прозвища

Прогулка по крыше

Однажды в дверь новой квартиры позвонили. Открыл Стефанович (они еще тогда не разошлись). На пороге стояла женщина средних лет с бутылкой коньяка. Она сообщила, что ее пригласила для разговора Алла Борисовна, и добавила:

— Меня зовут Люся.

Людмила Ивановна Дороднова уже тогда была профессиональной домработницей. Она долго сопровождала по жизни певицу Тамару Миансарову, а затем Ларису Мондрус. Когда Мондрус эмигрировала в Германию, Люся, недолго думая, решила направиться к самой Пугачёвой, тем более, что ее были готовы порекомендовать.

Тут она и осталась. Приходили и уходили мужья и фавориты, а Люся все прибиралась, готовила обеды, выгуливала собак. Сама Алла Борисовна стала называть свою Люсю «легендарной».