Алладин в стране гигантов

Закончив работу, юноша попил из озера воды и ещё раз осмотрел свое новое тело. К своему удивлению, он обнаружил, что на спине сложены крылья. Он раскрыл их, разбежался и, высоко подпрыгнув, взлетел над синей гладью.

Он взлетел очень высоко. Поначалу дело не ладилось: его то вертело волчком, то закручивало в спираль, но потом Алладин приноровился, разобрался в воздушных течениях и неторопливо заскользил над землёй.

Внизу медленно проплывали зеленые склоны холмов, долины сменялись лесами и речными извилинами, а далеко на горизонте виднелось море и узкая полоска Побережья.

Позабыв о своем несчастье, Алладин наслаждался полетом над вершинами гор, радостью борьбы с воздушными потоками, стремительными подъёмами и плавными спусками. Какое-то время юноша был просто счастлив. Но когда он случайно пролетел над озером и вновь увидел свое отражение, радость сразу исчезла.

А потом он увидел Синие Степи. Они лежали посередине Мира и с высоты казались озером, зажатым между отвесных скал. Юноша резко вильнул в сторону и начал стремительно снижаться.

Ему стало стыдно. Он не хотел, чтобы Великий Эйлах увидел, в кого он превратился. Пять волшебных колец жгли ему лапу. Алладин хотел сбросить их, потому что чувствовал себя недостойным носить знак Эйлаха. Но кольца, казалось, намертво вросли в его когти. Избавиться от них не представлялось возможным.

Дни потекли медленной, неразличимой чередой.

Алладин поселился в небольшой пещере на вершине скалы, подальше от рек и озёр, в которых он мог бы увидеть свое отражение. Он ненавидел свой костяной гребень с шипами, и даже крылья не приносили ему былую радость.

По ночам он смотрел на знакомые созвездия и разговаривал с ними. Это спасало его от безумия, которое всегда приходит следом за одиночеством. Иногда он охотился на горных баранов, но большей частью лежал в своем логове, свернувшись, размышлял о превратностях судьбы и рассматривал волшебные кольца.

Конечно, он мог бы явиться к Эйлаху и приказать вернуть ему человеческий облик. Но как можно показаться на глаза создателю этого Мира в таком виде да ещё что-то приказывать? Это всё равно, что прийти во дворец на торжественный бал в грязных нищенских лохмотьях и попросить султана уступить на минутку трон.

Но одиночество было непереносимо. Алладин не мог жить без дружеской привязанности и взаимопонимания. И поэтому однажды, после очередной звездной ночи, он сорвался со своего каменного ложа и полетел к Синим Степям, к Сердцу Мира. Алладин хотел увидеть Эйлаха, склониться перед ним и спросить, как ему жить дальше.

Глава двадцатая Создатель Мира

– Ты пришёл, – сказал Эйлах.

Голос его прогремел над Степью, и синие травы склонились, словно под порывом сильного ветра. Алладин сложил свои перепончатые крылья и опустил голову.

Трудно было разобраться в интонации Великого Дракона. Слова его звучали как вопрос и как утверждение. Может, он укорял юношу, что тот все-таки осмелился явиться перед ним в таком жалком виде. А может, наоборот, Эйлах давно ждал его прихода и теперь упрекал, что юноша так долго медлил.

– Посмотри мне в глаза, – произнес тот же величественный голос.

Слова звучали отчетливо, и каждое слово было как бы отделено тишиной – точно так же долго висит в воздухе каждый отдельный удар большого колокола.

Алладин с трудом поднял голову. Огромная, увенчанная золотой короной голова Эйлаха возвышалась над юношей, как гора. Передние лапы вросли в землю: между когтями шелестели легкомысленные березки. Зеркальная чешуя отражала первые лучи восходящего солнца и, может, поэтому Дракон сверкал, словно был сделан из расплавленного золота и солнечного света. На его золотистых крыльях играло радужное сияние. Они немного походили на паруса, а тело терялось в туманной предутренней дымке.

Глаза Эйлаха были далеко, но казалось, что они совсем рядом – жёлтые, с искрящимися в них звездами, они видели юношу насквозь. В глубине этих глаз таились столетия, а на самом дне жила память о начале этого Мира.

Алладин понял, что если Дракон сейчас отвернется, то ему ничего не останется делать, как вернуться в свое унылое логово на вершине горы, а потом, в один из пасмурных дней, когда отчаяние станет непереносимым, броситься с высоты на острые камни пропасти. Если же Эйлах не прогонит его, то юноша попросит его о помощи – если только ему ещё можно помочь.

– Теперь ты похож на человека, – наконец сказал Эйлах. – Но сначала иди и умойся в утренней росе.

Алладин посмотрел на Великого Дракона. Потом перевёл взгляд на Степь.

Высокие травы склонили свои стебли под тяжестью росы. Прозрачные капельки сверкали на синих листьях, как драгоценные камни, и блеск их был ярче, живее и чище, чем у самых прозрачных алмазов из сокровищницы Клыкозуба.

Алладин сделал шаг, другой... Острые края листьев ранили, как лезвия мечей. Юноша ускорил шаг, потом побежал во всю прыть. Травы окружали его со всех сторон. Алладин с трудом продирался через их плотные сплетения.