Аллан и прорванная завеса

Неевклидова фигура слегка колебалась перед ней в таком сильном противоречии законам, управляющих пространством и смыслом, что на Марису накатила тяжелая волна тошноты. Закрыв глаза, она пожелала, чтобы ее зрение вновь стало нормальным, свободным от гротескных видов, которые ей открыло натренированное восприятие. Когда она открыла их вновь, тело Куотермейна стало обнадеживающе твердым и непрозрачным. Оно зловеще растянулось на паркете в состоянии, похожем на транс. Как будто издалека, Мариса услышала возбужденные крики леди Рэгнолл.

— Проклятье, скажи же! Что с мистером Куотермейном?

Мариса посмотрела на свою хозяйку в замешательстве, ее нефритовые глаза были ошеломленные и она мигала, как будто внезапно попала из тьмы на свет или проснулась от загадочного сна.

— Простите меня, хозяйка, — запиналась служанка, — меня поразило видение, странное и ужасное. Похоже, что ваш друг был перенесен наркотиком не в прошлую жизнь, как случалось раньше, но вырван из прошлого и настоящего, перенесен в пустошь вне времени, пространства или все того, что нам известно.

Мариса затихла и опустила глаза. Это была самая долгая речь, которую леди Рэгнолл слышала от эбеновой красавицы за все годы, что они были вместе. Наклонив свою птичью голову набок, задумавшись, вдова решительно скривила тонкие губы и вынесла свой вердикт этому новому и волнующему повороту событий.

— Тогда принесите подушки и одеяла, чтобы по крайней мере его телу было удобно. Если душа мистера Куотермейна покинула нас, то мы должны сделать все возможное, чтобы вернуть ее.

Не ответив, Мариса встала и заторопилась из мерцающей библиотеки делать, что велено. В библиотеке было тихо, за исключением грохочущего хрипа увядающей аристократки, которая все еще сидела, вытянувшись в струнку, среди несвежей и желтеющей пены одеял; это и еще слабое дыхание человека, растянувшегося почти безжизненным на полу. «О, мой дорогой мистер Куотермейн, — думала леди Рэгнолл. — Какой черный континент вы исследуете сейчас?»

Куотермейн почувствовал, что его сознание было вырвано из тела, в хватке железного призрачного кулака препарата. Он слышал крик Марисы, а затем сознание было стерто холодным светом. Он был потерян. Когда чувствительность вернулась, он понял, что его призрачная форма плывет сведи мерцающего фиолетового лимбо. Что случилось? Это не было захватывающее дух погружение в прошлые жизни, которое раньше обеспечивал препарат. Вокруг призрачные формы, застывшие в вязких сумерках, полуматерилизовались, прежде чем распасться в переливчатое ничто. Тлеющие папоротники и раковины моллюсков, сверкающие на краю существования.

Едва Куотермейн сформулировал сознательное желание некой судоходной географии, которая поможет найти путь, как внезапно эктоплазматическая среда вокруг задрожала, кристаллизуясь и уплотняясь в пейзаж. Ниже его призрачных ног из грязи цвета насыщенного индиго выросли пучки бледно-сиреневой травы. Тошнотворная гибридная растительность, ужасная смесь каракатицы и чертополоха, торчала из спектральных граней… Это было болото разума, ужасное Саргассово море душ, где они проваливались в звездную трясину. Где-то впереди бормотали голоса и слабый свет от костра сверкал в беззвездном мраке.

Продвигаясь вперед, исследователь заметил две неуместные здесь фигуры, съежившиеся у слабого огня, где горели неприятные кальмары-цветы, завивающиеся щупальца, корчащиеся в странном зеленом пламени. С одной стороны унылого огонька находился, сгорбившись, молодой человек, его печальные черты лица странно освещались бледным сиянием костерка. На сиреневом торфе, скрестив ноги, сидел незнакомец, хорошо сложенный, в пыльной серой форме офицера Южной армии времен Гражданской войны в США. Оба с подозрением наблюдали, как приближался Куотермейн.

— Я не причиню вам вреда, — сказал он поспешно, заметив, что рука капитана осторожно потянулась к сабле, висящей на боку. — Меня зовут Аллан Куотермейн, и боюсь, я потерялся. Скажите мне, где мы, и как вы сюда попали? Мы живы или умерли и пребываем в неком чистилище, о котором нас не предупреждала религия?

Сидящие обменялись многозначительными взглядами, прежде чем молодой человек ответил. Его голос и манеры были спокойны и академичны.

— Меня зовут Рэндольф Картер. Это мой двоюродный дедушка Джон. Боюсь, мы потерялись так же, как и вы.

Молодой человек продолжил описывать невероятную Новую Англию двадцатого века, свою жизнь, проведенную в затворническом исследовании мира снов. Во время одной такой экскурсии он вошел в то, что назвал «вратами глубокого сна», и невольно отклонился в эти психические пустоши, ранее ему неизвестные. Здесь он повстречал тень или астрального двойника своего дальнего родственника, который пропал в сражении около века назад. С этого момента рассказ продолжил ветеран Гражданской войны, его низкий командный голос был почти шепотом.