Аллан Кватермэн

Тогда Эгон, стоявший у алтаря, вышел вперед и забормотал что-то себе под нос, так быстро, что я не мог разобрать. Очевидно, это было воззвание к солнцу, чтобы оно благословило союз и наградило его потомством. Я заметил, что Нилепта внимательно слушала каждое слово. Потом она призналась мне, что боялась Эгона, который мог сыграть с ней шутку и проделать все обряды, необходимые при разводе супругов. В конце концов, Эгон спросил брачующихся, добровольно ли избирают они друг друга, затем они поцеловались перед алтарем, и свадьба была кончена, все обряды соблюдены. Но мне казалось, что чего-то не хватало, я достал молитвенник, который часто читал во время бессонницы, и возил его с собой всюду. Несколько лет тому назад я отдал его моему бедному сыну Гарри, а после его смерти взял обратно.

— Куртис, — сказал я, — я, конечно, не духовное лицо, и не знаю, как вам покажется мое предложение, но если королева согласна, я прочту вам английскую службу при бракосочетании. Ведь это торжественный шаг в вашей жизни, и я думаю, что его необходимо санкционировать вашей собственной религией!

— Я думал уже об этом, — возразил он, — и очень желаю этого! Мне кажется, что я только наполовину обвенчан!

Нилепта не возразила ни слова, понимая, что ее муж хочет совершить свое бракосочетание согласно обычаям своей родины. Я принялся за дело и прочитал всю службу, как умел. Когда я дошел до слов: «я, Генрих, беру тебя, Нилепту!> и „я, Нилепта, беру тебя, Генриха!“ — я перевел эти слова, и Нилепта очень ясно повторила их за мной.

Сэр Генри снял гладкое золотое кольцо с мизинца и надел на ее палец. Это кольцо принадлежало еще покойной матери Куртиса, и я невольно подумал, как удивилась бы почтенная старая леди из Йоркшира, если бы предвидела, что ее обручальное кольцо будет надето на руку Нилепты, королевы Цу-венди.

Что касается Эгона, он с трудом сдерживался во время второй церемонии, и, несомненно, с ужасом помышлял о девяносто пяти религиях, которые зловеще мелькали перед его глазами. В самом деле, он считал меня своим соперником и ненавидел меня! В конце концов, он с негодованием ушел, и я знал, что мы можем ожидать от него всего худшего.

Потом мы с Гудом также ушли, с нами Умслопогас, и счастливая парочка осталась наедине. Мы чувствовали себя очень скверно. Предполагается, что свадьба — веселая и приятная вещь, но мой опыт показал мне, что часто она отзывается тяжело на всех, кроме двух заинтересованных людей! Свадьба часто ломает старые устои, порывает старые узы; тяжело нарушать старые порядки! Взять пример: сэр Генри, милейший и лучший товарищ во всем мире, совершенно изменился со времени своей свадьбы. Вечно — Нилепта, тут — Нилепта, там — Нилепта, с утра до ночи все одна Нилепта, только она одна в голове и в сердце! Что касается старых друзей, конечно, они остались друзьями, — но молодая жена предусмотрительно заботится оттеснить их на второй план! Как ни печально, но это факт! Сэр Генри изменился, Нилепта — прекрасное, очаровательное создание, но я думаю, ей хочется дать нам понять, что она вышла замуж за Куртиса, а не Кватермэна, Гуда и К . Но что пользы жаловаться и ворчать? Это вполне естественно, и всякая замужняя женщина не затруднится объяснить это, а я, самолюбивый, завистливый старик, хотя, надеюсь, никогда не показал им этого.

Мы с Гудом пошли и молча пообедали, стараясь подкрепить себя добрым старым вином. Как вдруг явился один человек из нашей партии и рассказал нам историю, которая заставила нас призадуматься.

После своей ссоры с Умслопогасом Альфонс ушел очень раздраженный. Очевидно, он отправился прямо к Храму солнца и прошел в парк или, вернее, в сад, окружавший наружную стену храма. Побродив там, он хотел вернуться, но встретил поезд Зорайи, отчаянно летевший по северной дороге. Когда она заметила Альфонса, то остановила поезд и позвала его.

Он подошел, его схватили, бросили в один из экипажей и увезли; хотя он отчаянно кричал, как объяснил нам человек, который пришел уведомить нас обо всем.