АЛЛЕГРО VIDEO. Субъективная история кино

— Считаете ли вы, что за годы карьеры вы усовершенствовали свою режиссерскую технику? По-настоящему поняли, как снимается кино?

— Да, это правда. Ты становишься лучше с годами. Ты учишься и становишься лучше.

— А что это означает для вас — «стать лучше»?

— Для меня это означает обрести уверенность в себе. Ты знаешь, что фильм должен окончиться определенным образом, и тебе самому уже интересно, как сделать эту сцену. А в ранние годы я был слишком напуган и глуп, так что это вообще было чудо, что в фильмах было хоть что-то.

— А теперь вы не испытываете страха?

— Конечно, испытываю — но не в той степени, как когда я был ребенком. Или когда я был молодым.

— Это может показаться странным вопросом. Вам интереснее, когда центральный персонаж — мужчина или женщина?

— По-моему, все мои фильмы — про женщин. И женщины иногда оказываются интереснее мужчин. В Англии — потрясающие актрисы, так что всё получается само собой. Всю жизнь меня окружали сильные женщины: моя мать, обе мои жены, моя дочь — они очень сильные женщины. У меня не было никаких шансов.

— А из женщин в ваших фильмах кто самая сильная?

— Ничего вам не скажу. Они все сильные. Они потрясающие.

— Может быть, Хелен Миррен?

— Она потрясающая. Восхитительная актриса. И Джуди Денч. Они — очень сильные. И я только что снял фильм с Мерил Стрип. Они все — выдающиеся.

— А с технической точки зрения стал ли процесс съемок для вас легче?

— Я слишком глуп, чтобы постичь все последствия распространения цифровых технологий. Хотя я вижу, что сейчас делается с помощью компьютерной графики, которой не было во времена моей молодости. Всё это становится менее таинственным. Вы понимаете, о чем я: раньше ты падал ниц перед камерой, превозносил ее. А сейчас камеры совсем маленькие, и этого больше не происходит. Они становятся быстрее, более подвижные. Больше не нужны стоковые записи. Так что весь процесс значительно убыстряется.

— Как вы относитесь к российским фильмам? Есть российские режиссеры, которыми вы восхищаетесь?

— Я провел значительную часть жизни за русскими фильмами, но старыми: Эйзенштейн и прочее в таком духе. С фильмами последнего десятилетия я не знаком. Наверное, последний фильм, который я смотрел, — это «Возвращение».

— Но вы часто ходите в кино?

— Да.

— А телесериалы, могут ли они убить кино?

— Телесериалы — это то, где кипит интересная работа. Они очень длинные, как великие романы. Во многом они даже интереснее кино. Например, они потихоньку занимают место американского кино — которое в настоящий момент не особо интересно. В моем детстве у меня на родине телевидение играло очень важную роль. Сейчас оно менее важно, но сериалы очень хорошие. А у вас в России есть сериалы? Мы сейчас смотрим шведские, датские, французские сериалы. Со всего мира. Но скоро всё закончится. Революция положит этому конец.

— А вы могли бы снять фильм, например, на мобильный телефон?

— Слушайте, я уже немолод. У меня уже артрит. Есть такой фильм «Мустанг», который снят на мобильный телефон, я его не видел, но говорят, он очень хорош. В конечном счете важны идеи, а оборудование может быть любым. Значение имеет то, что здесь (показывает на голову).

— А здесь (показываю наверх)?

— Зачем вы показываете туда? А-а-а, Бог? Вы во всем полагаетесь на Господа, становитесь всё более суеверными.

Москва, 2017

Джоанна Хогг