Аллегро

— Тьфу, ты, господи, Мальцев, и ты туда же, типун тебе на язык, что ты мелешь?! Замолчи! Накаркаешь!

— Есть замолчать? — буркнул Генка, но не остановился, выговорился всё же. — Я же говорю, обнаглели, гады! И в Швеции такое может быть. Везде. Для них ведь нету границ, как для тараканов. Выручать надо наших.

— Не мог Смирнов сбежать. Не мог! Не мог! — одно и то же, как заведённый, твердил Тимофеев. — Вдвоём тем более. Не мог.

— Конечно! — поддержал Трушкин. — Только-только в армию пацан пришёл, и вообще. Приз к тому же не получил ещё.

— Главное, ему же с Гейл ещё там надо было встретиться, — как о главном козыре, напомнил Тимофеев. — С Маккинли.

— Да! Он слово нам дал, да! — подтвердил Трушкин. — Мне и Тимохе, при свидетеле, каптёрщик подтвердит. Вот, если б после… Можно бы понять.

Старшина мимо ушей пропускал эти мелочи, он по-взрослому мыслил, масштабно.

— А что говорит разведка, товарищ подполковник? — тоном начальника комиссии по расследованию глобальных происшествий, спросил он. — Разведку нашу подключили?

— Да, ГРУ, СВР, Интерпол, МЧС… — подхватил Кобзев.

— Правильно! — поддержал и Генка Мальцев, да все, в общем. — Для чего они вообще, товарищ подполковник? Для красоты, что ли? Деньги только народные проедать?

Подполковник с непроницаемым лицом молчал, из дипломатических или корпоративных интересов. Музыканты поняли его правильно: боится высказаться, могут и пнуть, лягнуть в смысле. Что называется: не буди спящую… или спящего, сами знаете кого.

— Нет, нет! Не мог Санька так поступить! У него и денег-то нет, я знаю… Суточные только. — Вслух продолжил размышления Кобзев.

— Ребёнку на мороженое. — Скептически поддакнул Трушкин.

Тут и остальные вспомнили, как вчера ещё суетились, сбрасывались Саньке на дорогу, на мелкие заграничные расходы. На этот раз даже меньше получилось, потому что не вовремя Смирнов полетел, поистратились, если б после получки.

— И что там ему, без нас, без оркестра, кстати, делать? — совсем уж понятный вопрос задал старшина.

— Действительно!

— Тем более с Ульяшовым.

— Вот именно! — последнее, старшина подчеркнул особо.

— Правильно Генка сказал, их точно украли! Точно-точно. — С высокой убеждённостью поддержал мальцевскую версию и Лев Трушкин. — Скоро или позвонят, или по телевизору их покажут.

— Или заявление прочитают. — Дополнил Мальцев.

На этом дирижёр вновь споткнулся, перестал мерить шагами комнату.

— Вот только не это! — Останавливаясь, с высокой тревогой в голосе откликнулся он, как запретил. — Нам только шуму, тем более зарубежного, сейчас не хватало. Тогда мне — нам! — вообще хана. Прославимся! Об этом вообще говорить нельзя, тем более показывать. Может ещё не так всё плохо. Ах, ты ж, чёрт, на мою голову! — Дирижёр вновь расстроено хлопнул себя по бокам. — Перерыв.

Дальнейшие дебаты продолжились в курительной комнате.

— Ну неужели сбежал пацан, а? Не понимаю! Не верю! — Ко всем приставая, спрашивал, вдрызг расстроенный Женька Тимофеев. — Неужели, мужики, а?

— Да не мог он, я говорю, сбежать, не мог. Зуб даю! — защищал Смирнова Кобзев.

— Если сбежал парень, — горестно заметил старшина… Он вообще-то в курилку с музыкантами никогда не ходил, потому как дистанцию соблюдал, потому, наверное, и не курил. А сегодня пошёл. Забыл, наверное, так озадачен был. — Полетят чьи-то погоны, ой, полетят.

— Да и хрен сейчас с ними, с погонами! — накинулся на него Тимофеев. — О чём вы говорите? Он письмо ей должен был передать, письмо!

— Не пойму тогда, куда же он там мог деться… — пожимая плечами, сам с собой разговаривал Кобзев. — Если все прилетели. Не с парашютом же он выпрыгнул, а? Это же пассажирский самолёт. И Ульяшов ещё этот… с ним?! Куда полковник, спрашивается смотрел, воспитатель хренов?

— На черта нам вообще был этот конкурс! Ввязались! — в сердцах заметил старшина.

Вот!

С этого момента нужно поподробнее.

Не осторожно высказался старшина, глупо, не дальновидно, учитывая его возраст, выслугу лет, разные почётные грамоты, юбилейные и прочие награды на парадном кителе, и семейное положение. Не просёк старшина остроту и важность момента. Поторопился. Лучше бы он этого не говорил, балбес! Поджёг фитиль.

— На хрена нам вообще были все эти иностранные варяги, — вдобавок, вспылил вдруг Лёва Трушкин. — Бабы всякие разные, вертихвостки! Жили себе и жили… Нет, приехала, жопа… Покрутила задом и…

Тимофеев, не веря услышанному, наливаясь злостью, хлопал глазами. Так обычно бывает в момент между вспышкой и громом: «Сейчас бабахнет!! Как пить дать, бабахнет!» Зря старшина так опрометчиво высказался, эх, зря! Вернуть бы всё назад, отвлечь его, но…

Косясь на Тимофеева, который на глазах зверел, Кобзев запоздало заметил.

— Ты бы полегче, Лёва! Не забывайся! В глаз что ли захотел?

— Да пошёл, ты, защитник! — закусив удила, в запале огрызнулся Трушкин. — Неправда что ли? Покрутилась тут, коза, ёп…

— Что ты сказал? Что? Да я тебя… — просипел Тимофеев — вот оно! — ярым мстителем, камнем из пращи, набрасываясь на Трушкина.

О-о-о… Такая рубка началась, драка в переводе, — в кино не покажешь!