Но тревога уже вытеснила всё постороннее из головы полковника, уже заполнила душу беспокойством, готовностью действовать, принимать меры. Наступил тот крайний случай, неизвестный пока случай, когда, как и обычно, командир полка или командир воинского подразделения, всегда крайний, потому что командир.
— Есть, смотреть, товарищ полковник, — бодро пообещала трубка, понимая: уж кто-кто, а она сегодня точно не крайняя… Не стрелочник.
С этого момента тревога, разрастаясь, как снежный ком с горы, захлестнула не только командование части, вместе с командованием дивизии, но и военных музыкантов — представьте! — даже до драки довела.
Всего лишь несколько часов спустя.
Ноль восемь тридцать две.
Музыканты военного оркестра ещё и собраться в канцелярии по утру не успели, как в растрёпанных чувствах появился дирижёр. Уже здесь?! В такое время?!.. Похоже не из дома! Точно не из дома… Из штаба!!
— Товарищ подполковник, что-то случилось? У
Дирижёр, кинув на него колкий взгляд, пожевал губами, как до десяти просчитал, бросил.
— У всех у нас неприятности! — с нажимом на «у нас». — У всех! — на нерве сообщил он, и через паузу, едва сдерживая эмоции доложил. — Командир только что сообщил: наш-Смирнов-в-Стокгольм… не прилетел!!
— Как… — разом ахнули музыканты, — не прилетел?!
Одни на стулья упали, другие наоборот, вскочили.
— Не может быть!
Чего угодно могли ожидать музыканты, любого сообщения: от мгновенного реформирования своих войск, вместе со всей армией, до повышения окладов, от рядового до старших прапорщиков, но только не такого.
— Самолёт… что ли, у… у…у-упал, товарищ подполковник… — побледнев, заикаясь переспросил Тимофеев. — Или что?
— Исключено! — В упор глядя на дирижёра, напряжённым голосом опередил ответ Кобзев, напрочь отверг страшную версию. — Может, погода?
Музыканты, не находя слов, в растерянности переглядывались, боясь поверить в самое ужасное.
— А что, вполне! — с жаром поддержал Кобзева старшина. — Дождь, пурга… Я вот, в позапрошлый год на Сахалин летал… О-о-о… Как дурак десять дней в аэропорту просидел… Ни зги… Погода!
— Какая пурга, старшина? — в сердцах оборвал дирижёр оркестра. — Июль месяц…
— А, ну да…
— Погодите, а может, наша незалежная Украина опять не туда ракету пульнула, а? — высказал вероятное предположение Лев Трушкин. — Хохлы такие целкие…
— Ты что, — категорически отрезал старшина Хайченко. — Откуда там, на севере, хохлы? Слава Богу, нет.
— Рейс прибыл вовремя. Это точно, — невидящим взглядом, растерянно оглядываясь по сторонам, высказал важное известие подполковник. — Уже проверили.
А-а-а, так рейс прибыл, читалось в округлённых глазах и вытянувшихся лицах музыкантов, ф-фуу… И… Что… В… В чём же дело?
— Извините, товарищ подполковник, вопрос, я не понял… Самолёт, говорите, прилетел, сел, а Смирнов не прилетел… Как это? Такого не может быть! Его что, в самолёте что ли не было? — за всех, правильно сформулировал вопрос Кобзев.
— Как же не был, — громко возмутился дирижёр. — В том-то и дело, что был! Его проводили и до аэропорта, и дальше. Точно. Все в самолёт сели. И… Он же не один был, с сопровождением. С ним полковник Ульяшов полетел.
Вопросов не убавилось, больше того…
— Так и полковник Ульяшов, получается, не прилетел, да?! — горячечным тоном переспросил Тимофеев.
— Получается, да, — кивнул дирижёр.
— Ка-ак это?
— Ни хре-ена себе девки пляшут! — выдохнул Кобзев.
— Кобзев! — привычно одёрнул старшина, но бесцветно сейчас одёрнул, без эмоций, эмоции на другое уходили, на главное.
— Виноват, товарищ с-с-с… Выскочило.
— Как же так, Санька и… — бормотал Тимофеев. — Жалко! Нет, это исключено. Этого не может быть. Хороший парень. Я ж на него надеялся. У него же пи… Перспективный…
С этим был согласен даже старшина.
— И я так думаю, — товарищ подполковник, воскликнул он. — Здесь чьи-то происки, точно, больше некому.
Дирижёр, продолжая нервно ходить туда-сюда по канцелярии, остановился.
— Возможно-возможно… В наше-то время… Вот, чёрт! — беспомощно всплеснул руками. — Просто ума не приложу, как так получилось! Командир полка очень обеспокоен. Говорит, пахнет большим скандалом. Его ночью в дивизию вызывали. Накачку делали, то сё! Потом меня к командиру. Он сейчас с давлением в кабинете… Пока решили не оглашать, день-другой может что и прояснится. Затронута честь полка, войск. Может дойти и до… — Подполковник кивнул на портрет верховного, скептически взирающего со стены на яркие переживания музыкантов здесь, внизу. — Понимаете? И ведь главное, наш человек, музыкант, срочник, и вдруг… если… того… сбежал, а?
Ну брякнул подполковник! Ну дурак! На дирижёра смотрели не столько с удивлением, сколько с жалостью, сам-то хоть понял, дядя, что сказал… С ума мужик стронулся, крыша поехала.
— Ну уж, товарищ подполковник, скажете тоже… Извините! — за всех высказался Генка Мальцев, тромбонист. — Это исключено! Такого не может быть. Нет-нет — я уверен! Их скорее всего похитили. Да! Вон, как эта… алькаида. Везде, гадство, беспредельничает.
Теперь испугался старшина.