Аллегро

— Тогда… — Александр перешел на русский язык, заговорил легко и свободно. — Понимаете, эээ… сэр, жизнь, все говорят, короткая штука, быстротечная. Это наверное так. Скорее всего так. И поэтому, что обидно, кроме того, что мы одну треть своей жизни, как известно, спим, другую треть тратим на прием пищи, отдых и разную другую ерунду, на продуктивную же часть, производительную — главную — остается меньше трети. Понимаете? Это где-то двадцать-двадцать один год осмысленной жизни. Так, нет?

— Ну, это в зависимости от средней продолжительности жизни конкретных народов, конкретной страны.

— Да. Но чем, извините, народы Африки, например, провинились перед остальными народами или другие какие? Если мы с вами считаем себя разумными людьми, мы должны понимать, что лучше строить, созидать, чем разрушать. Я так думаю! Нужно объединить разум цивилизаций, и с меньшими затратами для себя улучшить жизнь в нашем доме.

— Мы и так улучшили, — согласно кивнул головой садовник. — У нас, например, в нашей стране…

— Да… простите что перебиваю вас, — извинился Александр, и торопясь, с жаром и убежденностью продолжил оппонировать. — Но какая, скажите, радость хозяину жизни, человеку, оттого, что в одной его комнате всё красиво и хорошо, а в другой комнате, рядом, часть стен разрушена, с потолка льет дождь, гуляют сквозняки, голодают и болеют люди. Зачем это?

— Что поделаешь! Такова диалектика жизни, молодой человек! — пожал плечами садовник. — Выживать должен сильнейший.

— Вот это, я думаю, как раз и не разумно.

— Вот как! — вновь изумился садовник. — Так-так… И что?

— Понимаете, на определенном историческом этапе это, наверное, и оправданно было. Было! В прошлом! В том веке! Но не в двадцать первом, не в этом веке… понимаете? Не в нашем…

— Так-так! — с возрастающим вниманием слушал старик. — А как именно, в вашем веке должно быть? Как, вы думаете? Как? Это я и хочу узнать!

— Так я уже сказал вам: объединить интеллектуальный потенциал, финансовые ресурсы, совместными усилиями изменить лицо планеты, спасти экологию, и всё такое прочее. Здорово будет.

— Фантастика! Это фантастика! — хлопнув себя по коленям, воскликнул старик. — Это, разумеется, хорошо! Но это утопия, молодой человек. У-утопия!

— Да какая утопия! — не согласился Смирнов. — Это реалии жизни. Неужели не понятно?! И диалектика развития так диктует, по-моему. Разве нет? У Гейл давайте спросим. — Александр перешел на английский язык. — Гейл, вы хотите, чтоб на земле всё было хорошо: без войн, болезней, без границ, с солнцем, музыкой и цветами?

Гейл только сейчас поняла о чем так страстно беседуют двое мужчин. Услышав вопрос, так же с жаром и не задумываясь ответила:

— Да, конечно, хорошо бы.

— Вот, видите, — опять перешел на русский язык Александр. — Видите. Так все хотят. Молодые, это точно. Я уверен.

— А старики, мы, то есть вам мешаем, да?

— Ну… в общем… — Александр из вежливости неопределенно качнул головой, пожал плечами. — Вы же всё равно делаете по-своему. Как вас учили когда-то там… в противостоянии… опыт ваш, негативный, в смысле.

— Ага! Если я вас правильно понял, нам нужно открыть все границы; всех бедных сделать богатыми, всех богатых счастливыми — а то им сейчас в одиночестве грустно; и всем заняться музыкой. Да?

— Нет, вы утрируете или смеетесь. Я понимаю! Но если говорить о музыке, я бы, например, хотел, чтобы всех президентов выбирали только из музыкантов.

— Вот как! Из музыкантов!! И русского тоже?

— Конечно! И российского. Всех. А почему нет? Хорошая, по-моему, идея.

— Значит, вы против военных или тех же политиков? А они, как я думаю, более всех патриотичны для своих стран или нет?

— Нет, я думаю, военные привыкли действовать в рамках инструкций — ать-два! А политики, те вообще мыслят масштабами и рамками своих партий, не более. Что-то всё время активно лоббируют, скандалят и воюют с оппозиционерами. Не лучший для нас вариант… Для страны, я имею в виду, не оптимальный.

— Вот как! А музыканты значит…

— А музыканты, — подхватил Смирнов. — Люди более интернациональны, и чувство прекрасного, возвышенного, сочетается у них со справедливой ритмикой, понимаете?

— Понимаю! Так-так… дальше.

— …Ритмичностью, последовательностью, поступательным развитием, мастерством… чувством гармонии, наконец… гуманизмом. Разве нет?

— Вот оно как! — ссутулив плечи, садовник в раздумье умолк.

Саньке жалко стало старика.

— Да, именно так, сказал он. — Вот вы, например, эээ… сэр, занимаетесь цветами, цветовод значит, вы тоже должны так мыслить. Вы же создаете настоящее чудо природы — цветы. А цветы, как я понимаю, одно из лучших на земле образцов естественной гармонии! Растите вы их, маленьких и хрупких, выращиваете, заботитесь о них, переживаете… А зачем?.. Себе на радость, и людям, значит. А это же, я думаю, самое благодарное дело на свете — делать людей счастливыми. Так, нет? Конечно так! Природа — лучший образец интернациональности, как и цветы тоже. Это и сближает людей, и делает счастливыми… Должно сближать. Разве нет? Вот вы, счастливы оттого, что выращиваете цветы? Скажите, счастливы, нет?