Аллея всех храбрецов

– В самом прекрасном виде: нафилософствовался и спит.

– А рыжая?

– Он ей говорит: вы ненастоящая женщина. Она улыбается: я даже не женщина, я – функция. А я соображаю, как её проводить? Предложить погулять или кофе выпить в номере? А возле корпуса её мужа встретили. Маленький такой крючок. Досадно, нет сил. Хотя с другой стороны, представь ситуацию: пьём чай у неё и прочее и вваливается муж… Мотоциклетных девиц не заметил? Одна необыкновенно хороша, хотя, думаю, пробы негде ставить.

– Преувеличиваешь.

– Их, думаю, разговорами только смешить. Что соловья баснями кормить. А они ловко устроились. У них двойные номера. Сочетания – два из четырёх.

– Завидуешь?

– Чёрная – хороша. Глаза горят. Настоящая женщина и настоящей её здесь нет.

– Вижу, точно завидуешь.

На асфальте, перед крыльцом первого корпуса стояла толпа. На крыльце разместились музыканты в белых пиджаках.

– Что это?

– Самодеятельность из Ворохты. Опять не дадут спать.

Они задержались у крыльца, слушая. Спустилась томительная ночь, и казалось кощунством теперь отправиться спать. Пальцев толкнул Мокашова: смотри. В нескольких шагах от них стояла чёрная девушка.

– Подойдём? – шепнул Пальцев, но она подошла к ним сама.

– Борис, проводите меня, – мотнула она головой, – забыла в ресторане кольцо.

Она взяла Мокашова под руку.

– Идём… А ты, деточка, постой, – объявила она Пальцеву.

«Зачем я ей? – подумал Мокашов. – Интригу с собственными мужиками заварить?»

Они прошли безлюдной аллеей и спустились к мосту, и тут он даже не услышал, понял: погоди. Она прильнула к нему. Он чувствовал её всю. Губы искали его губ. От сладкого поцелуя закружилась голова, но он отчётливо почувствовал опасность и ни к чему ему вся эта самодеятельность.

Глава четвертая

С утра Пальцев давал советы:

– Вставай, вставай, лентяй, – тормошил он Севу. – Пора начинать трезвую жизнь. Начало жизни нужно отметить. А чем, я спрашиваю? Ни одной бутылки.

Сева только зевал.

– Всё спишь, – приставал Пальцев, – как у тебя со сном?

– Нормально, – сказал Мокашов.

– Странно. Я бы и не удивился, если бы ты совсем не спал.

– Это ещё почему?

– Так от бессонницы возбуждением лечат. С утра дают возбуждающее. Человек возбуждается и к вечеру готов. Прекрасно спит. В Краснограде у вас, наверное, все прекрасно спят. Вставай.

– Нет, – сказал Мокашов, – никуда не пойду. Дайте человеку поспать.

– Не хитри. Признайся, пригласил чёрную девушку? И до обеда можешь с ней спокойно поспать. А мы пошли. Салют.

Перед завтраком Мокашов побродил по влажным дорожкам, зашёл за корпуса, к гаражу и встретил Протопопова. Он стоял у машины, засучив рукава.

– Ба, – воскликнул он, – какими судьбами? Вы должны написать о нас большую статью. Если не секрет, у кого вы в Краснограде?

– У Викторова.

– Борис Викторович – чудесный человек. Говорят, у вас его поголовное обожествление, лозунги по стенам: Наши А, Б и В – это БэВэ.

– Что вы? У нас культурные люди.

– А признайтесь: любите Бориса Викторовича?

– Боготворим.

– Я и говорю: нет дыма без огня.

– Геночка, – сказал Протопопов подошедшей Генриетте. – Познакомьтесь, пожалуйста.

– Здравствуйте, – отвечала она улыбаясь.

– Вот, – продолжал Протопопов, указывая на машину, – в газетах спрашивают: могут ли машины подчинить человека? А на практике полное подчинение. Мы, например, из-за какой-то машины не можем как следует с вами поговорить. Геночка, поразвлекай Бориса Николаевича.

– С утра на ногах? – улыбнулся он ей.

– Мы уже в Станислав съездили. Я рано встаю, – ответила она. – И дорогой ваших встретили. Их нужно отлавливать. Говорят, решили: туда – пить, обратно – закусывать. И пьют. А у нас пробег имени Левковича.

Они расхаживали перед корпусом, и она говорила с горячностью:

– Кафедра хиреет на глазах, но появился шанс сменить тематику. И конфуз. Не слышали? С семинаром. Начинался потрясающе. Собрались больше чистые математики – поклонники Левковича.

Они подошли к Протопопову. Было видно, что получилось у него и довольный он руки вытирал.

– Гости просто балдели от копчённой форели и ликёров – травничков. На заключительном заседании зарубежные гости попросили доложить его нашумевшую работу по оптимальному управлению. К последней работе его необыкновенный интерес. Ведь Левкович для них – и царь и бог, разрешивший проблему Гильберта.

– Пригласили математиков, – подтвердил Протопопов, – и интерес был велик. И надо же…

– Конфуз какой.

Мокашов пока ничего не понимал, но ему было интересно.

– Цунами подняли не киты, – рассказывал Протопопов. – Девчонка в коротенькой юбчонке встряла в спор. Ткнула в доску туда-сюда, и вышел скандал. Ошибка. Левкович в конце концов ошибку признал и от людей заперся. Боюсь за него теперь самым серьёзным образом.

– Да, откуда она?

– Вроде от Келдыша. Мы прозвали её нашей общей бедой. Беда и есть, и практически сорван семинар. Масса усилий коту под хвост.

Они пили чай со свежими булочками на балконе номера Протопоповых.