Алло, Люся, это я! (сборник)

– Я бы сделал так, – сказал, поднимаясь из-за стола, Горемыкин, и руки у него от волнения дрогнули. – Я бы… незамедлительно бросил утопающему подручное плавсредство, а сам бросился к телефону!

Он сел, и в комнате повисла тишина. Жена Горемыкина нежно взглянула на него и ближе подвинула ему тарелку с салатом.

– А я!.. – сказал, медленно поднимаясь с места, Сергачев.

– Что?! – невольно вырвалось у всех.

– А я… – густея голосом, проговорил Сергачев. – Снял бы ботинки, шапку, шарф…

– Пальто оставь! – крикнула его жена.

– …пальто, – неумолимо продолжал Сергачев, – пиджак… и – подал руку помощи утопающему!

Я видел, как запылали женские лица и нахмурились мужчины, и сам непроизвольно сжал кулаки и расстегнул на пиджаке одну пуговицу.

Но тут поднялся над столом Кузьмин, ослабил галстук и глухо произнес:

– А я бы подал руку помощи утопающему, а затем десять километров нес бы его на спине до ближайшего медпункта, теряя силы и сбиваясь с пути!

– Почему десять? – спросила жена Горемыкина, но ей никто не ответил, так все были поражены поступком Кузьмина.

– А я! – выкрикнул из-за стола самый молодой из гостей Воронков Сережа. – Я бы последней спичкой развел костер, вскипятил воду и…

– Искусственное дыхание… искусственное дыхание… – шепотом громко подсказывала ему мама.

– И сделал искусственное дыхание.

– Вениамин! – толкнула меня в бок жена. – А что же ты?! Что же ты молчишь?!

– Друзья! – сказал я, вставая. – Неудобно говорить про себя правду, более того, я рискую показаться нескромным, но я бы не только развел костер, я бы остро отточенным топором срубил бы несколько сухостойных лиственных деревьев и сделал избушку-времянку, где можно было бы обсушиться и прийти в себя. А затем отправился бы в ближайший населенный пункт за помощью и бесстрашно шел бы двое суток сквозь пургу и снежные заносы.

Когда я закончил, Феофанов молча вышел из-за стола и, не стесняясь, трижды обнял меня.

А потом сказал:

– Вот какие есть на свете люди! И я горд и счастлив, что это мои друзья! Что касается меня, теперь я уверен – я поступил бы так же!

– Вот живешь рядом с человеком долгие годы и не знаешь, что он за человек! И только в особенные минуты видишь, как щедр, отважен и богат он душой! – молитвенно проговорила жена Феофанова…

– Предлагаю сегодняшний день запомнить всем на всю жизнь! – с чувством произнес Горемыкин.

Повинуясь общему порыву, мы все встали и крепко в волнении пожали друг другу руки.

– Пап, а река в лютый мороз подо льдом бывает? – робко произнесла маленькая дочка Феофановых, но ее никто не услышал.

А я хотел объяснить ей, что там, возможно, была прорубь, но подумал и – не стал. Ведь ребенок все равно всего понять не может.

Вляпался!

Юмор, юмор… Вот у меня сосед потерял ключи от квартиры, забрался по водосточной трубе, прошел по карнизу, разбил стекло, влез, а это квартира – чужая!

Он – к двери, а тут – звонок! Он говорит: «Никого нету дома!» Ему говорят: «Откройте – милиция!»

Он думает: «Во, вляпался! Лучше бы я с карниза упал! Я б сейчас лежал на больничной койке, а теперь придется – на нарах!»

Открывает он дверь, его спрашивают: «Фамилия?» И тут его осенило, он говорит соседскую: «Иванов!» Ему говорят: «Гражданин Иванов, вы арестованы за убийство!»

Он говорит: «Но я не Иванов! Вот, посмотрите – окно разбито!»

Ему говорят: «А… бежать хотел!» И хоп ему по шее!

Мужик совсем обалдел, кричит: «Позовите жену!» Позвали. Говорят ей: «Если подтвердите, что он ваш муж, – забирайте! А если скажете “нет”, то никогда больше его не увидите!»

Жена говорит: «Конечно, нет! Он мне, подлец, полжизни загубил, я хоть вторую спокойно поживу!»

Он кричит: «Нина, мы ж с тобой вместе детей родили!» Она говорит: «Что-то я не помню, чтоб ты беременным ходил! Прощай, Степан. Одевайся, – говорит, – теплее – тебя, наверное, в Сибирь сошлют!»

Отвезли мужика в КПЗ. Он в дверь колотит, орет: «Вы перепутали! Снимите у меня отпечатки пальцев!» А уголовники в камере говорят: «Мы лучше с тебя одежду снимем!» Отобрали у него одежду, обрядили в тряпье…

Следователь на следующий день, как увидел, говорит: «А не вы ли в 1896 году свою сожительницу удушили? У нас с тех пор дело незакрытое!..»

Мужик думает: «Нарочно признаюсь! А на суде разберутся!» И говорит: «Да, это сделал я! А фамилия моя – Гитлер!» Следователь протягивает ему сигареты и говорит: «Курите, Адольф!» Мужик кричит: «Какой я тебе Адольф?!»

Следователь говорит: «Ну, хорошо: Адик – не волнуйся, на суде разберутся!»

А на суде адвокат говорит: «Посмотрите на эту дебильную морду, разве мог бы он ударить человека – он бы промахнулся!»

Прокурор говорит грозно: «Требую для него самого сурового наказания – пусть служит в милиции!» А судья, рэкетирами запуганная, с закрытыми глазами полистала дело и говорит: «Поскольку, подсудимая, вы являетесь матерью-одиночкой, то попадаете под амнистию! И бегите отсюда быстрее, потому что здание у нас старое, не ремонтируется и вот-вот рухнет!

Вот и весь юмор!

Письмо