Алло, милиция?

Лёха повесил шинель в шкаф. Из зеркала на него глянула физиономия, далёкая от лучшего состояния – бледная от недосыпа и волнения. Да и в промежутках между неприятностями, у оперов всегда недолгими, он совсем не годился на амплуа театрального героя-любовника. Слишком худое лицо, зауженное в нижней части так, что о подбородок можно уколоться, было украшено редкими тёмными усами. Серые глаза никак не желали отсвечивать стальным блеском и несокрушимой уверенностью. Чёрные прямые волосы Лёха всегда стриг коротко – отпущенные на свободу, они норовили разбежаться в непредсказуемые стороны. Между подбородком и узлом галстука нервно дёргался острый кадык.

«Зато уши не торчат», вспомнил он мамино утешение и отправился к столу, чтобы привычным движением открыть сейф с папочками документов о нераскрытых преступлениях, при виде которых хотелось взвыть дурным голосом. Полюбоваться на картонное великолепие не успел, репродуктор внутренней связи оповестил о скором начале пятиминутки.

Речь держал сам начальник РОВД, явно уже накачанный в горуправлении по самое не могу. Говорил он путано, отрывисто, не так как обычно, потому что призывал к бдительности и интенсивной работе, не имея права откровенно признаться при всех: у нас на районе теракт с четырьмя трупами и полусотней пострадавших, настоящий преступник не известен и не схвачен, и это полный шиздец, товарищи офицеры. Ограничился лишь упоминанием обо всем известных обстоятельствах: сварщик, оставивший в людном месте заряженный карбидом ацетиленовый генератор, и заведующая магазином задержаны. Прокуратура возбудила уголовное дело о нарушении правил техники безопасности и должностной халатности.

– Суд, а он когда-нибудь состоится, пройдёт в закрытом заседании, населению про трупы не полагается знать, – шепнул Вася-Трамвай.

Лёха согласно кивнул, слушая начальника РОВД, напоминавшего об обязанности милиции пресекать ложные слухи о погибших.

Затем выступил замполит с причитающимся ему оптимизмом – о социалистическом соревновании и о передовиках минской милиции, на которых нужно равняться всем. В качестве положительного и в данную минуту недостижимого в своём совершенстве примера майор привёл подвиг экипажа из охраны Советского района. Милиционер-водитель на Иж-412, умело применяя вверенную технику, преследовал и загнал в тупик УАЗ преступной группы (в зале раздались недоверчивые смешки), где задержал злодеев с применением табельного оружия, причём применение признано законным, что означает – применять его нужно, но только с соблюдением инструкции по применению, а не так как у нас применялось в прошлый раз…

– Если не уволят на фиг, попрошусь перевестись в охрану, – тихо пробормотал Лёха.

– Я бы лучше в ГАИ, – так же тихо ответил Вася-Трамвай. – Мне в кадрах рапорт показывали. «В связи с трудным материальным положением прошу перевести меня в ГАИ».

– В ГАИ оклады такие же.

– Оклады – да. А материальное положение лучше.

Пятиминутка уложилась в положенный час, закончившись обычной раздачей кнутов и пряников при явном дефиците вторых. Папаныч мотнул лысой головой – пошли, мол, выразительно глядя на группу оперов с напоминанием, что сейчас будет продолжение заседания. А к раздаче пряников добавится вишенка на тортике. Он же первым просеменил из ленкомнаты на лестницу, ведущую на второй этаж, уверенный, что паства непременно подтянется следом.

Начальника Первомайского угрозыска звали Папанычем не за сходство с Анатолием Папановым, а за любимую фразу, заимствованную у Лёлика из фильма «Бриллиантовая рука»: бить буду аккуратно, но сильно.

Кабинет Папаныча, увешанный кубками по боксу времён молодости обитателя помещения, вместил оперов отделения и гостя, представительного мужика при костюме и галстуке.

– Знакомьтесь, парни. Виктор Васильевич Сазонов из Управления КГБ по Минску и Минской области.

Кто-то в лесу сдох, догадался Лёха. Чтобы такой весь из себя важный чин из «комбината глубинного бурения» заявился к младшим братьям по разуму, да ещё к конкурентам… О вражде министра внутренних дел СССР Щёлокова и председателя КГБ Андропова сплетни долетали даже до районных отделов, накладывая печать на взаимоотношения между службами.

Гэбист, в отличие от бестолкового замполита, говорил кратко и по существу, не повторяя через раз слово «применение».