Алло, милиция?

Егору было невдомёк, отчего парень за пультом, для своего времени – вполне продвинутый в музыке, так печётся о «Мелодиях и ритмах». Кого там слушать? Но никто не возражал, студенты плотно повалили к выходу – к телеэкранам.

Чуть поотстав, Егор ухватил за руки Варю и Настю.

– Барышни! Есть предложение на миллион. Я вам «Мелодии и ритмы» сыграю завтра. Пошли гулять! Ну? Сome on!

– На улицу? – изумилась Варя. – Холодно же.

– Вахтёрша не пустит обратно до утра, – нашла более весомый аргумент Настя. – Лучше уж ты к нам. На телевизор.

– Я не надоел?

– Не-ет! – хором ответили обе.

– Ну как тут не согласиться. Только к себе загляну, сменю костюм на что-то проще, можно? А то чувствую себя как на отчётно-выборном.

– Жаль, – Настя окинула его почти хозяйским взглядом. – Такой ты более представительный.

Заскочив в туалет, Егор вернулся в комнату. Там застал троих сокамерников, одевающихся по-зимнему.

– Вы куда?!

– Да вот, Паша сказал, как в общежитие химфака пробраться, – признался Гриня. – На Октябрьской. Даже ночью.

– Пацаны, мы в общаге, полной разогретых девиц после шампанского. Зачем?

– Тебе хорошо. Каратист. Вообще из себя видный.

– Тебе Ядвига отказала?

– Не отказала… – пухлик почесал макушку. Было видно, что из тройки он менее всех горит желанием переться далеко и по холоду, поэтому ищет причины больше для самого себя. – В следующую субботу идём с ней в кино. Но пока кино, прогулки под луной… Долго!

– А ты хочешь зажать прямо сразу и что-то в неё запихнуть? Дерзай. Но если путь через кино, цветы и конфетки единственный, советую его пройти. Впрочем, твоё дело. Ключ оставьте.

После их ухода пришлось открыть форточку. Банкет на дюжину персон с непритязательной закусью оставил непередаваемый букет ароматов.

Нацепив тренировочный костюм, Егор снова поднялся на четвёртый. Заветная передача уже началась. Незнакомая ему полноватая дама, глубоко за сорок на вид, пела по-русски «Когда цвели сады».

Девушки усадили гостя на самое почётное место – на кровать Марыли прямо напротив чёрно-белого чуда советской техники. Разумеется, Настя и Варя оказались справа и слева. Егор уже не первый раз замечал взгляды, которые каждая из девушек кидала на соперницу, и откровенно сожалел, что внёс раздор.

Предлагать им шведский вариант на троих бессмысленно. Для воспитанных в СССР это слишком большой культурный шок.

– Кто это поёт? Что за зарубежная эстрада по-русски?

Варя даже отодвинулась от негодования.

– Анна Герман! Битлов знаешь, АББУ тоже, а Анну Герман нет? Она же из Польши!

– Офицеры из Западной группы советских войск говорят: курица не птица, Болгария и Польша не заграница, – он тотчас добавил: – А песня душевная, и поёт она хорошо.

Затем начал извержение «Вулкан любви» югослава Джордже Марьяновича, а Егор, воспользовавшись вулканической звуковой завесой, шепнул на ухо Насте:

– С вами хорошо. Но я хотел побыть с тобой одной.

Та ничего не ответила, но после окончания парада шлягеров социалистической эстрады под каким-то предлогом выскользнула за дверь, Егор через минуту тоже вышел.

Она ждала.

– Все парни из моей комнаты свалили, я один.

– Хорошо. Но ничего не будет.

– Правда? А я всё же рассчитываю на один комсомольский поцелуй.

Он взял её за пальцы и повёл вниз.

Глава 8

Студенты вернулись только к полудню, помятые, но вполне довольные.

– Как сходили?

– Клёво, – похвастался Гриня.

– По бабам? Гол забил?

– Сразу не удалось. Зато было много острых моментов у штрафной и отличный задел на ближайшее будущее. А ты? Скучал один?

Егору стало смешно.

– Вы меня оставили одного в свободной комнате среди десятков пьющих компаний, в которых не менее половины – девчонки… Гриня, ты себя слышишь?

Сосед, скинув пальто, наклонился над подушкой Егора.

– Рыжий недлинный волос колечком. Та, о ком я думаю?

– Считай, что зачёт по осмотру места происшествия сдал. Но ты же не будешь свистеть на каждом углу? А то пасть порву, моргалы выколю, потом занесу комсомольское взыскание в печень.

– В печень – это хорошо, – согласился Гриня, присев на свою койку. – Парни, скинемся на вечерок?

По постным лицам четверокурсников было видно: свободные ресурсы кончились. За роскошь празднования Нового года придётся расплачиваться чёрной трёхдневкой перед стипендией, когда на последней сосиске, вывешиваемой в пакете за окно на мороз для сохранности, делаются три насечки: кусок на сегодня, на завтра и на послезавтра. Подъедается хлеб, в студенческих столовках выдаваемый без счёта, надо лишь оплатить чай без сахара за одну копейку. Страждущие бесконечно бродят по этажам и заглядывают в комнаты к более запасливым: не завалялось ли там что-то. Фраза «одолжи трёху до стипендии» висит в коридорах общаги, как дым в курительной комнате.

– Я проставляю, – смилостивился Егор. – С вас – нарыть какой-то закусон и метнуться кабанчиком в гастроном. Но – вечером. Ещё дел полно.

Строго говоря, бухать в этой компании его не тянуло. Но трое парней, в принципе – неплохих, будут делить с ним кров до окончания госов. И надо как-то исправить ущерб, нанесённый их взаимоотношениям заносчивостью прежнего Егора.