Алло, милиция? Часть 2

Вот что любопытно. Маркерами протеста становились совершенно безобидные с виду вещи. Во дворах и на улицах звучали «Тры чарапахi» группы N.R.M., абсолютно аполитичная песня, но по ней безошибочно узнавались сторонники протестного движения. Своеобразным паролем служили слова «Пахне чабор», взятые из стихотворения белорусского поэта-классика советской эпохи Петруся Броўкі, белая ленточка на запястье и т. д.

У каждого символа есть контекстная привязка к эпохе.

В описываемый в романе период, а именно в 1982 году, БЧБ-флаг воспринимался исключительно как знак белорусских коллаборационистов, воевавших на стороне гитлеровцев в годы Второй мировой войны. Естественно, не мог демонстрироваться никем, даже самыми национально-ушибленными гражданами, за это ждала тюрьма. А вот стихотворения Богдановича, Бровки, Купалы звучали вполне естественно, никто даже подумал бы, что в них закралось нечто аполитичное.

Если бы книга писалась о периоде независимости Беларуси до 1995 г., то БЧБ присутствовал бы как необходимый атрибут эпохи, даже — часть официоза. Первый и пока единственный Президент нашей республики принимал под ним присягу, этот знак красовался на номерных знаках моей «Ауди» где-то до 2000-года, при регистрации следующей машины получил уже с современным символом.

С 1995 по 2020 гг. БЧБ, как и герб «Пагоня», означал приверженность к официально разрешённой оппозиции. Демонстрация флага не наказывалась, он реял на улице перед штаб-квартирой Белорусского народного фронта, каждую осень десятки этих флагов несли во время шествия памяти репрессированных в 1937-38 гг, в марте — в честь «Дня воли», когда была провозглашена Белорусская народная республика, чьи вожди-лизоблюды присягнули на верность германским оккупантам и кайзеру, а последователи — на верность «великому» Рейху и не менее «великому» фюреру. Что поделаешь — традиция…

Терпимость власти к носителям БЧБ и «Пагони» до 2020 г. во многом объяснялась абсолютной политической импотенцией отечественных наци. Кроме очень узкого круга филологической и иной творческой интеллигенции, они не имели практически никакого влияния в стране, грызлись между собой, многие из этих деятелей воспринимались как клоуны.

В ходе событий 2020 г. на нациков не обращали внимания ни протестующие, ни власть. Конечно, националисты были на стороне демонстрантов, но их вес в протестной массе можно оценить фразой из анекдота «что-то к хвостику прилипло».

Что любопытно, после пика протестов августа-ноября в республике начался бум беларускай мовы. Несогласные попытались сделать мову маркером сопротивления, лояльные к власти или нейтральные стремятся пресечь монополизацию национального языка сторонниками протеста. Это — совершенно новое в белорусской культуре сегодняшнего дня, не имеющее прямого отношения к росткам национализма в студенческой среде советского времени, о которых писалось в романе.