Алло, милиция? Часть 2

— За дом могу отдать прямо сейчас. Но Элеонора выбила мне машину ВАЗ-2105, это восемь тысяч. Позвольте рассчитываться по прежнему графику.

— Позволяю. Только не влезай ни в какие истории. Сидя в Американке, долги не погасишь.

Вскоре заявился Аркадий и принёс папку с личным делом «Вундеркинда».

— Егор! Ты обещал инспектору подписать всё, что необходимо, ради благополучного для тебя исхода дела?

— Конечно. Вот такой я оппортунист.

— Их условие: ты забываешь о роли Головачёва. Не было его в Чернигове.

— Конечно, не было. А кто это такой вообще?

— Боюсь, в гастролях по Грузии у меня будет соблазн спихнуть тебя в пропасть.

* * *

Горы шатались. Облака кружились. Каменная площадка, на которой стоял стол, уставленный яствами на две роты солдат, пыталась ускользнуть из-под ног.

Чудовищным усилием воли Егор остановил вращение Вселенной и даже взобрался на стул. Акустическая гитара, лёгкий, в общем-то, инструмент, норовила нарушить равновесие и опрокинуть. Возможно — прямо в поросёнка, жареного на вертеле. Или на ежа из торчащих вверх шампуров с кусками нежного бараньего мяса. Сколько шашлыка и вина вместилось в самого Егора, никто не знал. Наверно, больше объёма его тела, пусть оно сто раз противоречит законам физики и геометрии.

Это — Грузия, детка. Здесь плевать на законы. Хоть законы физики, хоть принятые Верховным Советом СССР.

И очень-очень хорошо…

А как вкусно!

Вот только всего слишком много. Встать из-за стола — подвиг. Заталкиваешь в себя последний кусок, не от голода, а чтоб не обидеть хозяев отказом, и чувствуешь, что первый кусок уже просится наружу с противоположного конца туловища.

Егор вздохнул, наполнив горным воздухом половину лёгких. Полностью они не раскрылись, подпёртые желудком, распёртым до исполинского размера.

Ударил по струнам. И запел:

Я могилу милой искал,
Сердце мне томила тоска,
Сердцу без любви нелегко,
Где ты? Отзовись, Сулико!

Подхватил Кашепаров:

Увидал я розу в лесу,
Что лила, как слёзы, росу.
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?[26]

А потом грянут такой хор… Скорее всего, эти люди никогда не репетировали вместе и вообще не были профессиональными певцами. Но их голоса звучали необыкновенно ярко и чисто, под стать пронзительно прекрасному небу над Кавказом.

Грузины пели «Сулико» по-своему, Егор с Кашепаровым по-русски, их голоса на двух языках сплетались и уносились в ледяную высь, туда, где одиноко парил орёл и реактивный истребитель чертил две белые полосы.

Пение сменилось криками восторга и здравицами в честь белорусских братьев, тамада объявил об успешном исполнении любимой песни товарища Сталина «Сулико» артистами ансамбля «Песняры» и самодеятельности Горийского района Грузинской ССР.

Потом Егору вручили рог, полный красного вина, объём которого вызвал бы трепет даже у Пантелеича. Выступил секретарь райкома партии, убеждавший Егора: теперь мы — одна семья, наш дом — это твой дом, генацвале.

Осилив несколько глотков из рога, полный объём, наверно, разорвал бы организм пополам, Егор услышал, что ему предоставляется слово. Жалобно обвёл глазами окружающее пространство и понял: ни Мисевич, ни Дайнеко, ни тем более Мулявин не годны, чтоб перепихнуть на них эту честь. Тем более, он по-прежнему стоял на стуле, возвышаясь над пирующими как памятник Ленину над Первомайской демонстрацией. Попытка слезть едва не привела к падению, чьи-то крепкие руки помогли удержать вертикальное положение.

— Друзья! Братья! — начал он… И вдруг почувствовал, что язык, закалённый многократными произнесениями дежурных речей прежним владельцем тела, лопочет довольно складно.

Он рассказал о нерушимой белорусско-грузинской дружбе. Об уникальном ансамбле «Орэра» Роберта Бардзимашвили, сделавшем для советской эстрады больше, чем The Beatles для западной… Потом перешёл к дому, благодарил за приглашение считать их дом своим, и, наконец, поделился, что он в свои молодые годы уже купил дом в Минске. А когда заработает денег, отремонтирует и обставит, чтоб не было стыдно, приглашает в гости всех присутствующих!

Конечно, это была просто гипербола. В кавказских застольных тостах много преувеличений, все это понимают, несмотря на литры выпитого. Но первый секретарь неожиданно воспринял слова артиста буквально.

— Дорогие мои жители славного Горийского района! Так давайте не ограничиваться красивыми словами! Каждый, кто может, пожертвуйте нашему благородному другу на обустройство дома!

Он что-то энергично добавил по-грузински, и вокруг стола поплыла кудлатая чёрная шапка из овчины.

Дальше наступил провал в памяти.

Утром, проснувшись, Егор первым делом увидел эту шапку, плотно набитую двадцати пяти-, пятидесяти— и даже сторублёвыми купюрами. Рядом стоял кувшин с вином и тазик.

Опохмелиться не тянуло совсем. Голова была вполне ясной, только желудок жаловался на пережор.

Отхлебнув совсем немного вина, напоминавшего «Киндзмараули», он пересчитал начинку шапки.