- Начнем с того, что где попало он его не оставляет, - грациозно сложив ноги на подоконник, проговорил Льет, отрешенно глядя куда-то в сторону далекого леса. Несмотря на его спокойствие и внешне расслабленное состояние, я точно знал, что сейчас он держит под контролем как минимум все подходы к дому в радиусе двухсот метров. - Ту электронную копию, что ты нашел рядом с ним, воспользовавшись его невменяемым состоянием после смерти нашего брата, он берет с собой лишь раз в несколько лет. Когда хочет вспомнить то, что память держать уже не в состоянии. И дополнить. То, что боится забыть навсегда. Где хранится сам бумажный вариант и одна из резервных электронных копий - не знаю даже я.
- Но... зачем, - воскликнул я, - у одаренных же не бывает маразма. Да даже если бы вдруг и случился - он сам же себе его и вылечит за мгновение. Если автоматическая регенерация вдруг каким-то чудом сама не обнаружит и не исправит эту проблему.
- Когда твой разум перешагнет столетия, вспомни еще раз свои слова, - лениво скосил на меня глаза Льет, - если доживешь, конечно. Вспомни это, когда канут в Лету воспоминания и связанные с ними те самые мелочи, которые и наполняют твою жизнь смыслом. И поделать с этим уже ничего будет нельзя. Каким бы одаренным ты при этом не был.
- Я не знал, что он настолько стар, - прошептал я, глядя на спящего, на кровати мужчину, - сколько же ему лет...
- О, я смотрю, кто-то все же не успел дочитать чужие письма до конца?
- Я не хотел их читать, - огрызнулся я, - мне просто было интересно, что это за книга лежит на постели.
- Ну да, - серьезно кивнул оперативник, - и именно поэтому ты так увлеченно копался в ней целых полчаса.
- Мне просто хотелось увидеть дату, когда была сделана первая запись, - признался я, - только и всего. Но там, в конце, ну... то есть в начале вообще пошли какие-то непонятные закорючки и символы, написанные непонятно на чем. Я не смог в них разобраться.
- Сейчас вообще мало кто умеет читать наши руны, - флегматично заметил он, - я этому не удивлен.
- Так сколько же ему лет?
- Спроси его об этом сам, когда он проснется.
- Он не хочет говорить об этом.
- И что? - удивленно приподнял бровь Льет, - Ты думаешь, что я горю желанием говорить с тобой об этом?
- Я думал это не такой уж и сложный вопрос.
Молчание. И безразличный взгляд, уставленный в пространство.
- А что с вашими родителями? - осторожно спросил я, - прости, если задел, просто... меня всегда удивляло, что в одной семье родилось сразу четверо одаренных. Это... так необычно и...
- Мы не родные братья, - не поворачиваясь ко мне соизволил ответить Льет, - и у всех у нас были разные родители.
- О... я не знал...
- Стейнульв самый старший из нас. Именно он нашел меня в 1768-ом под Бирмингемом, истекающего кровью с перерезанными сухожилиями в сточной канаве города. Он вылечил меня, научил всему и принял в свою семью. С тех пор я обрел новый дом и взял себе его родовое имя. Точнее, одно из имен его рода. Ему я обязан всем. Я удовлетворил твое, любопытство, мальчик?
- Да... - мне стало как-то неловко, - хочешь, я сменю тебя сегодня пораньше? У меня сна сейчас ни в одном глазу, а ты наверное и не спал особо с тех пор как мы вернулись с того рейда.
А в ответ тишина и все тот же безучастный взгляд в сторону леса. Помню, как раньше меня сильно раздражала подобная манера общения у этого человека - хочет - ответит, а хочет - и нет, если не считает это нужным, разумеется. А потом как-то привык. Тем более что с ним мы не особо часто пересекались на базе, да и во время моей короткой рабочей карьеры в отделе. Чудо вообще, что он сейчас все это время со мной разговаривал.
Я вздохнул и поднялся на ноги. Немного поразмыслил и потопал в дальний угол, в котором виднелись осколки красивой напольной вазы и пара сланцев, враскоряку торчащие из ее обломков. Поднять, отряхнуть и поставить их возле кровати рядом с кроссовками. Вот так...
- Так тебя сменить пораньше или нет? - я повернулся к окну и уставился на пустой подоконник. В пустом проеме легонько играл занавесками прохладный лесной ветер.
Разбудил меня шум открывающихся дверей машины и рокот голосов, о чем-то оживленно переговаривающихся внизу. Помотав головой, чтобы быстрее прогнать остатки сна, я зевнул и вылез из-под козырька веранды, на которой так удачно прикорнул после своего скромного завтрака. При первом же воспоминании о еде, желудок жалобно квакнул, напоминая, что пара сухарей с тушенкой это, конечно, весьма хорошо, но за двое суток как-то не катит... Свесив ноги с крыши, я поправил мятые джинсы и посмотрел на солнце - времени было еще только чуть за полдень.
- Эй! Чьи это там волосатые ляжки висят? - тут же раздался снизу удивленный баритон.
- Мои, не видно, что ли? - буркнул я, свешиваясь через край, и от неожиданности чуть не свалился вниз, - Семен?!
- А кто ж еще, - добродушно усмехнулся тот, наблюдая за мной из под сложенной козырьком руки. Солнце палило нещадно.