Альма 2. Точка бифуркации (СИ)

- Глупое сравнение, - покачал головой я, - мы едим мясо, а они кровь. Кровь возобновляемый источник. Достаточно организовать побольше донорских пунктов и грамотную рекламу, чтобы...

- И где тебя такого только откопали..., - возвел глаза к потолку Шаман, - ладно. Зайдем с другого бока. У тебя есть друзья охотники?

- Есть, - кивнул я, пока еще не очень понимая, куда он клонит.

- Отлично, - довольно кивнул он, - тогда объясни, зачем они вообще этим занимаются?

- Эм... что?

- Нахрена они ходят по лесу, выслеживая какого-нибудь зверя часами, мерзнут в тайге, греются водкой у костра, зарабатывают себе простатит, когда это же самое мясо, мало чем отличающееся от дикого, ну разве что своей мягкостью, кучами лежит в магазине через дорогу от твоего дома? Можешь мне об этом рассказать? Нет? О, я вижу до кого-то начало немного доходить. Отлично, тогда продолжим. Они делают это ради удовольствия, Дима. Вот и все объяснение. Ради азарта, если так пожелаешь. Я сам был охотником, и я прекрасно знаю, что это такое.

Когда мне было семь лет, дед начал брать меня с собой на охоту. Учил стрелять, читать следы. Учил повадкам зверей и тому, как правильно их добывать. Учил, как двигаться в лесу и жить в нем. Не выживать, как в чужеродной среде, что ошибочно представляют себе многие, а именно жить. Жить так, чтобы он стал для тебя вторым домом. И если у тебя это получится, то тебе будет в нем абсолютно комфортно в любое время года. Не будет ни стресса, ни адаптации или так возводимого всеми в культ "преодоления". Будет спокойствие и ясность. Именно он, как никто другой обостряет восприятие и учит вниманию и спокойствию души. По-другому в нем просто нельзя.

- Я почему-то всегда думал, что ты городской житель, - покачал головой я.

- Сейчас да, - согласно кивнул он, - но родился и вырос я в глухой таежной деревеньке, и охота, порой, была единственным средством выжить в то время для моей семьи. Времена были тяжелые. А уж зимой так и подавно. Родителей у меня не было, а прожить вдвоем на одни дедовы сбережения, было довольно проблематично. Годам к десяти дедовский карабин стал просто продолжением моих рук. Он в то время уже не мог так часто выходить из дома, и на мне уже тогда лежало почти все домашнее хозяйство.

Знаешь, сейчас, когда кто-то из моего поколения говорит, что его трудовая деятельность началась в семь лет, это вызывает дикий приступ хохота и недоверия со стороны современных молодых людей. Мол, старикан совсем уже из ума выжил! Да кто ж такого малолетку и, главное, куда на работу-то возьмет?! Кому ты вообще лечишь свой маразм? А я вот лично знал тех людей, кто начал работать на заводе уже в четыре года. Не полноценным рабочим, разумеется, но таскать какую-нибудь мелочевку, сбегать за инструментом или принести обед дежурному механику - считалось вполне обычным делом. А тебе за это давали маленькую копеечку и порцию горячего вкусного варева. И когда ты достигал совершеннолетия, ну или чуть раньше вступал в стройные ряды завода уже как полноценная рабочая единица, то ты уже к тому времени знал весь цикл производства вдоль и поперек! Ведь ты же еще чуть ли не с пеленок тут все видел, изучал, спрашивал и трогал, что разрешали, своими маленькими детскими ручками. В шестнадцать лет ты был уже не сопливым подростком, а молодым и опытным мужиком с огромным рабочим стажем за плечами. С совершенно иным взглядом на вещи и надежным, как стальной лом. В мое время люди взрослели очень быстро. А сейчас?

А сейчас теперешняя молодежь, никогда не державшая в руках ничего толще своего... айфона, называет их старыми, выжившими из ума маразматиками. Называют те, кто до двадцати семи лет сидит у родителей на шее, нигде не работая, регулярно зависает в чатах и клубах, и при этом непрерывно учит других жизни, так как именно он, а не кто-то другой, лучше всех во всем разбирается и понимает текущую ситуацию вокруг. Так-то вот. Поэтому не надо мне тут лечить за альтруизм и политкорректность тех ребят, что мы взяли. Я жизнь повидал, уж поверь. И смею надеяться, разбираюсь в ней немного лучше, чем ты.

Шаман снова облокотился к стене и, осмотрев на свет лезвие своего ножа, снова принялся его править.

- А сколько тебе вообще лет? - спросил я, - в какие годы все это было?

- В разные Дима, - хмыкнул он, - знакомый мой, про которого я сейчас рассказывал, еще при царе родился. Ну, а я, выходит, с тридцать восьмого буду.

- Выходит тебе сейчас... семьдесят девять? - быстренько прикинул в уме я.

- Что, неплохо сохранился для своих лет? - улыбнулся мне во все тридцать два белоснежных зуба, моложавый мужчина лет тридцати пяти.

- Более чем, - вернул ему улыбку я, - хотя, я думал, что ты все-таки немного постарше будешь.

- Из тех, кто постарше, мало кто дожил до нашего времени. Не всем повезло попасть в поле зрения поисковиков одаренных и научиться продлять себе жизнь.

- А нам, получается, все-таки повезло, - вздохнул я, - слушай, так выходит, что ты еще Великую Отечественную застал?