Альма

Рядом виднелись нелепо смотревшиеся на фоне многочисленных армейских мундиров, одетые в партикулярное платье чиновники. В их числе статский советник Александр Дмитриевич Комовский, секретарь главнокомандующего, приближенный к нему не менее А.А. Панаева, но не носивший военного мундира. Прибывшему в крымскую армию позднее полковнику Дену он тоже не понравился: «…всегда служил по Морскому министерству и если не пользовался доверием кн. Меншикова (князь А. С., кажется, никому не оказывал доверия), то был приближенным к нему подчиненным; я же всегда считал тем, что Гоголь называет «мышиный жеребчик».^{278} Второй — Грот, чиновник от Министерства иностранных дел. Неподалеку находился врач Меншикова — Николай Федорович Таубе.

Не обошлось и без «военных туристов». В свиту вошел казачий юнкер Хомутов, сын наказного атамана Войска Донского Михаила Григорьевича Хомутова, «…наряженный к Светлейшему на посылки». Можно, конечно, возразить, что отправили его для исполнения адъютантских обязанностей, но думаю, что в этом качестве при всем желании толку от него было мало: «…отправляя его, командир наказывал двум его дядькам, старым казакам, беречь юнкера, как зеницу ока.

Они, действительно, чуть не на руках его несли».^{279}

Что касается севастопольских дам, прибывших на сражение, как на пикник, то русская история о них умалчивает, а вот у английских офицеров это любимая тема воспоминаний. Думаю, что это не более чем попытка создать красивую легенду кровавому делу.

^{Подполковник Э.А. Циммерман. Офицер штаба князя А.С. Меншикова. Портреты лиц, отличившихся заслугами и командовавших действующими частями в войне 1853–1856 годов. СПб., 1858–1861 гг.}

^{Капитан-лейтенант В.А. Стеценко. Адъютант князя А.С. Меншикова. Портреты лиц, отличившихся заслугами и командовавших действующими частями в войне 1853–1856 годов. СПб., 1858–1861 гг.}

СНОВА РАННЕЕ УТРО: НО ТЕПЕРЬ — СОЮЗНИКИ

С рассветом оживился и засуетился, собираясь, не только русский бивак. Примерно в 4 часа дежурные французского лагеря начали будить офицеров. Сержанты поднимали своих солдат. В пять утра, как вспоминал временно командовавший 9-м батальоном пеших егерей майор Монтодон, началась подготовка к выступлению 2-й пехотной дивизии.^{280} Боске спешил. Африканские стрелки и пешие егеря^{281} были подняты и поставлены под ружье в 5.30.^{282}

Вскоре царила охватившая всех обычная предбоевая суета. Паковались вещи, подгонялось снаряжение, проверялись оружие и боеприпасы. В расположении французского и турецкого контингентов густо запахло кофейным ароматом. Без этого традиционного напитка не имело право начаться ни одно событие, претендующее на перспективу стать историческим. Постепенно солдаты уходили к месту построения подразделений и занимали свои места.

Всё, что могло стать помехой или обузой, убиралось. Даже больные, чтобы не отвлекать на помощь им полковой медицинский персонал, были заблаговременно отправлены на корабли.^{283}

Армия чувствовала себя отдохнувшей и набравшейся сил. Вчера была впервые отправлена корреспонденция во Францию. Сент-Арно не зря сделал всё, чтобы быстрее увести войска «…с проклятого места высадки у Старого форта», где не было ни растительности, ни воды.^{284} Теперь маршал торопился по другой причине: понимая, что дни его сочтены, он желал использовать временное облегчение, когда боль отпустила его страдающий от роковой болезни организм.^{285}

Усилий для формирования пришлось затратить больше, чем планировалось — сказывались усталость и продолжавшееся со дня высадки состояние перманентной неорганизованности. Но вскоре «…все на ногах, …берут оружие и ждут приказов продвинуться вперед и ринуться на указанные им точки».^{286}

Пока солдаты и сержанты собирались, начали работу офицеры. Командиры полков не теряли времени даром, уточняя боевые задачи для подчиненных. Не обошлось без излюбленной французами патетики. Тут реально просматривается разница, равная пропасти, между французской и русской армиями. Казалось, возвышенными словами объяснялось элементарное: французским солдатам не обязательно было знать всего, что касалось сражения, но знание каждым из них действий своего батальона не считалось лишним.

Смотрите, командир 2-го полка зуавов полковник Клер, отнюдь не страдая панибратством, «…собрал вокруг себя офицеров и унтер-офицеров (в то время как солдаты держались поодаль и, как подобает в подобных случаях, превратились все в уши) и дал им инструкции перед боем».^{287}