Альманах 996

Сын мой любит очень читать китайские романы на русском языке. Двенадцать лет ему. «Троецарствие» – большой такой роман. И все остальные тоже. Он прочитал его пять раз. И я ему сказал: «Слушай, Андрон. Вот тебе китайско-английский вариант, давай-ка читай на английском. – Английский он как-то более-менее изучает тоже. – А я тебе расскажу какие-то китайские параллели». И вот самое интересное, когда я прочитал английский текст, а он звучал так [говорит по-английски], а по-китайски это звучит так [говорит по-китайски]. Вот так коротко. То есть шесть слогов превращаются…

И русский язык имеет ведь совершенно другие способы свободы по сравнению с английским или, предположим, с немецким, где ты заранее должен знать последнее слово, допустим. У тебя есть очень ограниченные вещи для передачи каких-то тонких смыслов, тогда как по-русски ты можешь, с одной стороны, когда английский язык слышишь, он всегда там так чётко говорит, как по писаному, англоязычный чел.

Тогда как по-русски у тебя всегда есть возможность свернуть на падеже, на словообразовании, на суффиксах, у тебя нет фиксированного порядка слов в предложении, и мы плаваем в этой воде, как рыба, мы не осознаем, что это вода, в которой мы плаваем, но, тем не менее, мы ей дышим, мы ею мыслим и мы так строим отношения с миром. И Россия, будучи этой огромной страной, она, несомненно, на языке возросла. Потому что национально-генетический признак в России вторичен.

Потому что русским может называться человек, который разделяет ценности русской языковой культуры в первую очередь. А русская языковая культура – это культура мышления, того, какую картину мира ты себе описываешь. Потому что каждый из нас создает же себе описание мира.

АМ: Придут китайцы и отменят Чехова, Толстого, Достоевского.

БВ: Нет, это если придут. Это если говорить… С моей точки зрения, как ни странно, я предполагаю, что китайцам гораздо легче прийти в англосаксонскую парадигму: они сильнее в своей китайской мыслительной традиции, сильнее, чем англосаксонская парадигма.

А русская парадигма языковая… потому что языковые парадигмы на самом деле представляют собой парадигмы мышления. И они сейчас важнее и сильнее.

Но проблемы отношений России и Китая, которые, несомненно, высветились за последнее время, когда вот эта политическая необходимость и воля каких-то государей швырнула нас в эти жёсткие объятия… Значит, нам приходится искать новые способы коммуникации, и эти способы должны быть гораздо глубже и тоньше, потому что и китайский язык, и русский язык, они имеют принципиально иную глубину, по сравнению с европейским языком.

АМ: А как они соотносятся между собой?

БВ: Вот между собой-то они как раз соотносятся труднее. Но если это соотношение создастся, если получится эту коммуникацию наладить, то это будет гораздо более глубокая коммуникация. Поэтому, с одной стороны, это политические директивы, что «Давайте дружить!». В 50-е годы, давайте дружить в 90-е годы, 2000-е, но на самом деле в отношениях у русских и китайцев гораздо больше душевной близости и теплоты, чем у китайцев с англосаксами или у русских с англосаксами.

И там и там в большей степени подражательность, и там и там в большей степени какие-то постоянные заимствования, которые плохо садятся на эту почву.

АМ: Но это взаимоотношения на уровне колонизаторов. Главные колонизаторы – это англосаксы. Они придумали деньги. По крайней мере, ввели их в контрольный оборот.

БВ: Они запустили их как регулятор сознания всех народов.

АМ: И китайцы, русские, японцы и прочие жители Бразилии и Судана могут между собой выстраивать отношения…

БВ: Вот они эту игру и придумали. Они уже придумали игру не с танками, а с фантиками за какие-то призы.

АМ: Всё получается.

БВ: Да-да. Но получается, кстати говоря, я не уверен, что слишком уж идеально. Так, как бы хотелось тем, кто игру придумал. Потому что игру придумать – дело непростое.

АМ: Ну, тысячелетия пройдут, как в твоей китайской традиции, потом что-нибудь да изменится.