– Это мои сапоги, из дома еще! Им сноса не будет. Давай твои ботинки сюда! В ботинках много не навоюешь! А сапоги для солдата – первое дело!
– Ты чего, Федор? Да не возьму я!
– Бери, брат! Не отказывай, сделай милость! А мне и в ботинках сгодится.
Оба переобулись.
– В самый раз! Разношенные! – сказал Григорий и топнул по очереди.
– Ну, и ладно! И… давай прощаться! Утром времени не будет!
Григорий посмотрел на Федора и, кажется, все понял. Только пристально посмотрел на Федора, словно стараясь запомнить. Они обнялись, троекратно расцеловались по-русски и Еремеев, смахивая слезу, пошел к своему месту.
– Ну, а теперь, давай закурим! – повернулся Федор к соседу. – Смерть как курить хочется!
Они свернули по самокрутке и с наслаждением задымили. Потом Федор допил остатки воды из фляги и с чувством исполненного долга, снова задремал.
Фрицы начали артподготовку – только взошло солнце. Впервые Федор не вжимался в стенку окопа, не старался сделаться меньше размером. Он знал, что останется цел.
– Идут! Идут! – пронеслось по цепи.
Федор выглянул из окопа. Там вдали, на краю степного поля, шли танки, похожие отсюда на спичечные коробки. Приглядевшись, можно было увидеть, как поспешает следом пехота.
Федор рывком сдернул с себя гимнастерку и нательную рубашку, отбросил ее в сторону и торопливо натянул на себя чистую, с ночи отложенную. Надел гимнастерку и ремень.
Затем он потянул к себе вещмешок, взвел мину, как научил вчера старшина, завязал его, просунул руки в лямки и закинул поклажу за плечи.
– Ну, я пошел! Пора мне! Прощайте братцы! Лихом не поминайте! – и улыбнулся всем.
Он перебросил свое тело через бруствер окопа и пополз навстречу врагу. Метров через триста от своих траншей, затаился в ковыле, там, где был он погуще, соображая, какой из танков пойдет прямо на него.
«Только бы не свернул, стороной не пошел! Не успею добежать – автоматчики срежут! Господи, помоги!» – молил про себя Федор, хотя всю жизнь был безбожником.
Он лежал среди родного серебристого ковыля, смотрел на его, словно отлитые из металла ростки, и казалось ему, что они тихонько звенят на легком ветерке. Он даже погладил жесткую поверхность одного стебля…
Только сейчас он почувствовал, что дышать становится нечем. Трупный запах, валявшихся рядом убитых фрицев, вызывал тошноту, тянуло на рвоту. Жалея, что не догадался намочить полотенце и прихватить с собой, Федор уткнулся носом в сгиб локтя, стараясь дышать через ткань гимнастерки, и почувствовал вдруг запах молока. Чистый, не сравнимый ни с чем, запах дома, семьи, тепла…
Рокот танков был совсем близко. Отчетливо было слышно, как орут идущие в атаку автоматчики.
«Только бы не стороной, помоги Господи!» – молил Федор. Он быстро выглянул и спрятался обратно. Танк шел на него и вырос перед ним. Федор одним рывком бросил себя под гусеницы…
Последнее представшее мысленному взору его, было что-то белое – белое, словно молоко, которое, поглаживая его взъерошенные мальчишеские волосы, льет в кружку мать...
Абрам Клугерман
Об авторе
Родился в городе Рогачев (Белорусь) в 1932 году, сын инвалида Второй мировой войны. Закончил военное аэродромное училище, 37 лет прослужил в Советской Армии. Репатриировался в Израиль в 1999 году.
В настоящее время возглавляет литературное объединение «Ганей-Авив – Лод».
Ветеранам