Читаем Альманах Felis №002: Лики Войны полностью

Альманах Felis №002: Лики Войны

Абрам Клугерман , Александр Ефимович Шапиро , Александр Шапиро , Алена Грач , Николай Александрович Орлов , Ребекка Эриковна Лильеберг , Татьяна Стрекалова

Хозяйкой чай допит до дна.Сыта, и нет забот.Но крошки хлебные оналадонью соберёт...Не замечая тех гостей,что смотрят свысока,насмешки собственных детей,и пальцы у виска…На кухне в банках сухаризаполнили буфет.Они – куда ни посмотри,а следа крошек нет.Их ищет женская рукапри солнце и луне…В тот год, как золото, мукабыла в большой цене.Тогда, как тысячи других,в разрушенной стране –она осталась без родных,погибших на войне.И довелось кромешный аддевчонке пережить…И жить в землянке, как солдат;опухшей, хлеб просить…Хозяйкой чай допит до дна.Сыта, и нет забот.Но крошки хлебные она,собрав, отправит в рот…<p>О. Т. Себятина</p><p>Дежавю</p>

Памяти Федора Николаевича Гладкова

Сугроб под окном был чист и непорочен, как первый день Мира.

Федор задумчиво курил, покашливая, изредка поглядывая на улицу и жмурясь от яркого снега. Сегодня он плохо себя чувствовал. Больное сердце тяжело ворочалось, по-хозяйски заняв всю грудную клетку, кружилась голова, и казалось, что все давно зажившие раны на его теле, решили вновь напомнить о себе, просыпаясь и пыхтя, как древние вулканы.

Федор тяжело поднялся с табурета, сделал шаг к плите и нерешительно замер. Дурное предчувствие появилось внезапно и подкатило к горлу, мешая дышать. Старик обреченно посмотрел за окно, ничего не видя, и пытаясь осмыслить это странное, давно забытое ощущение.

Надо же, он был уверен, что с дурными предчувствиями покончено навсегда. Тяжесть, озноб и холодная волна страха и безысходности – то, чего он очень боялся вспомнить и пережить вновь. Оно преследовало его на фронте. Правда, не всегда. Довольно редко. Но, когда оно приходило, это означало, что надо готовиться к худшему.

У него было пять ранений, и перед каждым возникало оно, это неумолимое предчувствие. Последнее – тяжелейшее и мучительное ранение, чуть не ставшее смертельным, было получено под Берлином. И только чудом Федору удалось тогда выкарабкаться.

В ночь перед боем, уже под утро, нагрянуло такое же состояние. Федор проснулся в поту, и сердце то замирало, холодея, то начинало биться о ребра, пылая жгучим нетерпением.

А через несколько часов начался бой.

Стрелковая дивизия №192, в которой воевал Федор, вышла в марте 1945 года к границам Восточной Пруссии. Немцы не желали отступать и время от времени пытались перейти в наступление.

Военная часть Федора после длительных, тяжелых боев понесла большие потери и была вынуждена занять оборону. Небольшие опорные пункты были расположены на расстоянии 200-300 метров друг от друга. Немецкие разведчики, используя эти разрывы, зашли во фланг ночью и ворвались на позиции.

Услышав выстрелы, Федор схватил оружие и, торопливо натягивая ватник, выбежал из блиндажа. Но он не успел сделать и нескольких шагов от двери, как был схвачен двумя здоровенными гитлеровцами. Еще несколько фрицев, гортанно крича, подбегали к блиндажу.

В голове зашумело от злости и досады. Не раздумывая, повинуясь лишь натренированным, доведенным до автоматизма навыкам рукопашного боя, Федор с силой двинул стволом автомата по лицу стоявшего перед ним немца, и в то же мгновение, резко дёрнул автомат назад, всадив удар прикладом еще одному, находившемуся за его спиной. А потом с размаху швырнул автомат в третьего и, воспользовавшись мгновенной передышкой и замешательством противника, выхватил из кармана ватника гранату, сорвал чеку, и, мстительно улыбнувшись, бросил гранату себе под ноги.

Очнулся Федор в госпитале. Бойцы из соседнего опорного пункта, прибежав на выстрелы, нашли около блиндажа пятерых мертвых немцев и его, окровавленного, без сознания, но живого.

Федор был ранен в обе ноги, живот и в руку. Выздоравливал он долго и трудно. Много позже, после войны, он всегда, смеясь, с удовольствием и гордостью рассказывал друзьям о том своем последнем бое, за который получил дорогую награду – орден Красного Знамени.

Только о своих предчувствиях, которым искренне верил, он никогда никому не говорил ни слова.

У него были и другие ордена и медали.

Когда становилось совсем невмоготу от сутолоки и суеты бесконечных одинаковых дней, старик неторопливо садился за стол, доставал коробочки с наградами из старого серванта, надевал очки и долго сидел, держа в скрюченных дрожащих руках тяжелый памятный металл. Пальцы согревались, словно просыпаясь от тяжелого сна, бережно сжимали драгоценности, голова прояснялась и снова, как в те далекие годы, хотелось жить.

Перейти на страницу: