Альманах «Крылья». Взмах одиннадцатый

Сколько нежности, сколько тревожности в этой весне,
одуванчики, хвощ и шиповник, и пахнет сосна,
и не я, и не я по земле прохожу, как во сне,
не меня, не меня обнимает за плечи весна.

Голубой (бесконечно тревожный) и розовый (жизнь),

и цыпленково-желтый (как детство), и зелень (покой).
Не гляди же назад, ни за что, ни за что не держись,
уходи же за солнцем, и будешь вовеки живой.

И не я, и не я проходила по этим горам —

не упомню, когда. Было жарко, и солнце, и гром,
и белел, и светился за синей дорогою храм,
и живое, горячее дергало все под ребром.

Кто создал эту легкость, весну эту, эти цвета,

Кто нам дарит покой, когда мы, замерев на мосту,
смотрим в синюю воду, и это живая вода,
и уходим на берег другой, в темноту, в темноту.

«Мы думали, что живем в эпоху безволья…»

Мы думали, что живем в эпоху безволья,
что мы кто угодно – но никогда не солдаты.
Но потом наши братья взяли палки и колья
и вышли на автоматы.

Война выбирала нас. Мы были художники и поэты.

Мы не умели воевать, но быстро учились.
И нет у войны романтики, никакой романтики нету,
только ветра степного примесь

да горечь утрат. Мы стали злы и расколоты,

научились делать перевязки, вставать по тревоге,
и было сухое, безводное летнее золото,
и были истоптанные дороги.

И была дорога вперед – помалу, упрямо,

через снега, через жгучее злое солнце.
Эпоха выбрала нас. Не забывай меня, мама.
Я не знаю, кто вместо нас вернется.

«Над городами и селами пролетела благая весть…»

Над городами и селами пролетела благая весть:
Этой ночью господень ангел спустился с небес,
Осмотрелся и заявил: «Извините, люди,
Никакого хитрого плана нет и не будет.
Никого не накажут за недостаточность веры,
Каждый сам себе после смерти отмерит меру.
Так что ешьте, пейте, любите, творите добро и свет,
никакого ада, помимо личного, вовсе нет».
И слова его падали наземь багровыми листьями,
И стояли люди с землистыми хмурыми лицами,
Да с на лбу надувшимися крупными синими венами,
И стоял этот ангел с крыльями дерзновенными,
И отняли крылья его, и на землю их побросали,
И топтали ногами в земле и сале,
Заново из ничего себе ад создавали.

«Восходила, сияла над ней звезда…»