Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2

Художник даже не заметил,
Уже при свете первых звезд,
Как Божий храм, высок и светел,
Ворвался в холст и в небо врос.
Холст жил, дышал, контрастов полон,
И светлой силы, и добра.
А сам художник вдруг напомнил
Простого шкипера – Петра,
Что в громе яростных баталий
Сумел Полтаву отстоять
И на брегах России дальних
Свой новый город основать…
Художник замер у картины,
Как будто перед алтарем…
Он понимал, за что отныне
Его прозвали бунтарем.
Ведь передвижники все чаще
Стояли у его картин,
Где жизнь предстала настоящей —
Из русских северных глубин.
И час настал…
Великий город,
Его картиной потрясен,
Был, словно молнией, расколот
На сто враждующих сторон.
Одни кричали – он романтик,
Другие – грубый реалист…
Что он задумал, этот странник,
Всех передвижников солист?
А он считал, что смог впервые
Стать летописцем тяжких лет
И храм его – судьба России
Во мраке горестей и бед.
Он к небесам, сквозь мрак и пепел,
Тянулся ввысь, как вечный мост.
И нипочем ни дождь, ни ветер —
Он в небеса навечно врос.
Но, как ни странно, от скандалов,
Попав хулителям во власть,
Картина только дорожала,
Чего-то главного лишась.
И понял он в потоке буден —
Его картине места нет,
Она должна открыться людям,
Быть может, через сотни лет.
Тогда потомки лишь обсудят
Величье старого холста,
Но грешным золотом не будут
Талант оценивать творца.
В картине – ключ к исконной вере,
Но лишь для тех, кто хочет сам
Талант не золотом измерить,
А мерой тех, кто строил храм.
К чему хвалить и преклоняться,
Деньгами меряя восторг, —
Грешно святому появляться
На суд невежд,
На пошлый торг.

Кижи

Теперь он больше не посмеет
Взять в руки холст, как белый лист.
Но перед совестью своею
Он был правдив, а значит, чист.
Но вновь уехал в Заонежье,
На перепутье всех ветров,
Где быт и дух России прежней —
Первопроходцев, мастеров.
Где в скитах – смысл тысячелетий,
Где дорог скудный хлеб в лесах
И где он понял в новом свете,
Что равен воину монах.
И старцы, иноки, святые,
На нас глядящие с икон, —
Все были частью той России,
В какую был он погружен.
Был холст его надежно спрятан…
А обновленный кижский храм,
Как струг царя Петра, опрятен,
Навстречу плыл по небу сам.
Скорее, он летел по небу
Меж колоколен облаков…
Ему достался славный жребий —
Стать вехой в вечности веков.
От первых бревен, первых окон
До первых глав, до верхних глав
Храм звал подумать о высоком,
Являл крутой онежский нрав.
Здесь вся судьба его читалась
По строкам бревен – вместо букв,
И от него нам в дар достались —
Смиренный нрав и русский бунт.

Россия

Joy Math