Альманах немецкой литературы. Выпуск 1.

Он побежит по улице, кто-то закричит ему вдогонку: «Стой! Стой! Стрелять буду», и он услышит выстрел, и он замедлит свой бег и вытащит это черное нечто из кармана куртки, просунет средний палец в кольцо, выдернет, и повернется, и в тот же миг бросит гранату под ноги преследователей. Убегая, он услышит звук взрыва, но он не обернется, он побежит дальше, дальше. Или он убежит, когда они захотят надеть на него наручники, будет обеденное время и на улицах — полно людей, и они не рискнут стрелять в него. Они побегут за ним и попытаются схватить, будут кричать. Он забежит в какое-нибудь кафе и будет стоять посреди народа и скажет громко (но не переходя на крик): «Только тихо, соблюдайте спокойствие, ничего не произойдет, если вы будете соблюдать спокойствие». И тут из кармана куртки он вытащит черное яйцо, покачивая, подержит его некоторое время в руке, а потом крикнет, глядя на дверь, где толпятся его преследователи: «Если вы войдете, я взорву эту штуку». Он скажет «штука», и протянет ее вперед, и покажет ее, и все они онемеют и не смогут сдвинуться с места, они застынут, те, что внутри, и те, что снаружи, и секунды или даже минуты для них превратятся в вечность. А потом, после этой вечности, в какой-то момент, когда время вернется снова и остальные опомнятся, а преследователи окружат его со всех сторон, тогда он потянет за кольцо и швырнет в них эту черную штуку. Разве это не было бы символично: он один, посреди толпы один?

Но этого не случится. Он знает.

Если они придут и позвонят у двери, он (наверное) быстро засунет иглу шприца в вену. А потом подойдет к двери, и откроет, и увидит их, улыбнется с отсутствующим видом и не станет защищаться, когда они наденут наручники и будут обыскивать его, искать оружие, и они спустятся вниз по лестнице, ведя его посередине…

Рука хватается за ящик, он долго не решается выдвинуть его.

Он слишком долго оставался один.

Теперь тут ничего нет. Ничего.

На его столе лежит раскрытая «Philosophie positive» Comte.

Рядом с кроватью лежит «Сила и материя» Л. Бюхнера.

Он давно не заглядывал в эту книгу. Ему стало ясно: он заблуждался, обманывался — он слишком верил в себя, в своих друзей, в свое время. Время его не приняло. Не его это время. Он ждал другого.

Надпись на стене:

ХРАМ НАДО ОСКВЕРНИТЬ,

А ПОТОМ РАЗРУШИТЬ.

Революции не существует, есть лишь революционные моменты. Их мы и должны развивать.

Так он сказал, когда мы виделись в последний раз.

БЕЗ СТРАСТИ К РАЗРУШЕНИЮ РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ НЕМЫСЛИМА И НЕВОЗМОЖНА, ПОТОМУ ЧТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ РЕВОЛЮЦИИ БЕЗ СПАСИТЕЛЬНОГО, ПРОДУКТИВНОГО РАЗРУШЕНИЯ. ВЕДЬ ТОЛЬКО ИЗ НЕГО И ИЗ ЕГО СОДЕЙСТВИЯ РОДИТСЯ И ВОЗНИКНЕТ НОВЫЙ МИР. Бакунин.